Она взглянула в окно, на старый гараж, где Айви устроила магазинчик по продаже восстановленной мебели. Сисси с радостью разрешила ей пользоваться гаражом и пожертвовала старинную двуколку, некогда принадлежавшую местному коллекционеру. Она думала, Айви быстро охладеет, однако увлечение продержалось дольше, чем другие, и даже приносило доход: за помещение не нужно было платить, а благодаря сарафанному радио новости о маленьком бизнесе Айви разошлись из уст в уста.

Сисси осторожно подтерла размазанную помаду и напомнила себе заглянуть в гараж после возвращения из больницы. Айви наверняка оставила там открытые банки с лаком, растворителем и бог знает чем еще. Как всегда, Сисси убирала за ней, закрывала банки и выносила мусорное ведро, наполненное жестянками от диетического «Доктора Пеппера» и пластиковыми упаковками от сыра. Во время порывов творчества Айви не ела ничего другого, считая рутинное приготовление пищи препятствием для вдохновения.

– Вы готовы? – нетерпеливо позвала Сисси, укладывая в сумочку блокнот и ручку.

Нужно подробно расспросить врачей, какой уход понадобится Айви, когда та вернется домой. «Когда», а не «если». Сисси уже решила, что превратит библиотеку на первом этаже в комфортную палату, чтобы Айви не приходилось подниматься по лестнице, пока она полностью не поправится.

Сисси не стала советоваться с Мэком. Она – мама Айви, и ничьи советы ей не нужны. Учитывая, во что превратился брак Айви за последние десять лет, мнение Мэка вообще не имеет значения.

– А это зачем? – спросила Битти, указывая на букет чайных роз, стоящий в вазе.

– Отнесу Айви. Надеюсь, аромат поможет ей очнуться. Она всегда любила мои розы. В этом году они расцвели раньше, чем обычно, – словно почувствовали, что нужны Айви.

– Я готова, – сообщила Ларкин, выходя вслед за Битти из кухни.

На ее лице нет ни следа косметики. У девочки хорошая кожа, в основном благодаря тому, что Сисси не позволяла ей подолгу гулять на солнце и внушала важность правильного ухода. Ларкин унаследовала ярко-голубые глаза Дарлингтонов, только ресницы у нее бледно-золотистые, даже светлее, чем волосы.

– Ты не хочешь слегка оживить лицо? Немного туши или помады не помешает.

– Думаю, мама и так меня узнает.

– Как скажешь, золотце, – натянуто улыбнулась Сисси. – Но если передумаешь, я взяла с собой помаду.

Сисси чувствовала, как Битти и Ларкин перемигиваются у нее за спиной, но ей было все равно. Она слишком долго удерживает эту семью воедино, чтобы обращать внимание на пересуды.

– Я поведу, – сказала Ларкин, выходя на крыльцо.

– Только если пообещаешь ехать на безопасной скорости. Я еще от вчерашней гонки не оправилась. За папой заезжать не нужно. Он позвонил и сказал, что уже в больнице. Никаких новостей, – добавила Сисси, предвосхищая вопросы.

Ехали в молчании. Ларкин вовсе не лихачила, но Сисси все равно крепко сжимала ручку двери. Ей вспомнилась лента, найденная в руке у Айви. Ларкин заинтересовалась, что означает надпись «Я знаю про Маргарет». Сисси закрыла глаза. Господи, пусть она забудет об этой ленте. Пусть Айви поскорее очнется и выслушает меня. Остается надеяться, что она поймет и простит.

Впервые в жизни Сисси ощутила свой возраст, почувствовала ломоту в суставах и скованность движений. Каждый раз, замечая седой волос или очередную морщинку, она малодушно думала, что Маргарет повезло – та не успела состариться.

Конечно, Маргарет нашла бы способ и в старости оставаться прекрасной и жизнерадостной. Если бы все пошло иначе, она бы еще сплясала на могилах подруг. Всю неделю Сисси, Битти, Ларкин и Мэк по очереди сидели с Айви, разговаривали с ней, читали статьи из журналов, наблюдали, как медсестры и доктора проверяют ее состояние и меняют положение в постели. Сисси утешало одно – пусть Айви не приходит в себя, персонал больницы делает все, чтобы ей помочь.