Збиг: Стратегия и политика Збигнева Бжезинского - Чарльз Гати (2013)

Несмотря на более тесное сближение в 1975 году («Уголь важен даже для тех из нас, кто живёт в Ньюкасле… Я всегда приветствую ваши наблюдения», – уверял Киссинджер[60]), отношения вновь охладели осенью и почти прекратились в 1976 году. Причину назвать легко: началась избирательная кампания, и Киссинджер был ключевой фигурой в поддержке Джеральда Форда. «В какой-то момент будет важно прямо заявить об ответственности Киссинджера за внешнюю политику, – советовал Бжезинский Джимми Картеру в конфиденциальной аналитической записке в конце октября 1975 года. – Сваливать её недостатки на Никсона или Форда не стоит, тем более что Киссинджер, по всей видимости, станет одним из основных агитаторов республиканцев. Точно так же следует прямо нападать и на внешнюю политику Киссинджера, подчёркивая его личную роль в её формировании, и морально-политические соображения должны быть основным фокусом такой речи»[61]. Неудивительно, что в таких условиях на протяжении 1976 года негодование Киссинджера постоянно росло, пока он конфиденциально не высказал единственное действительно достойное упоминания резкое замечание в адрес Бжезинского. Обсуждая политику кампании во время конференции с советником по национальной безопасности Брентом Скоукрофтом и двумя другими лицами, он воскликнул: «Бжезинский – настоящая шлюха. Побывал и с этой стороны и с той. То он пишет книгу о «мирном вовлечении», то критикует нас за то, что мы осуществляем на практике большинство из того, что было написано в его книге, и обвиняет нас в слабости»[62]. Но давление на Форда и Киссинджера продолжало расти. В течение 1976 года Картер выступил с двумя главными речами по поводу внешней политики. Первую он произнёс в марте, в чикагском отделении Совета по международным отношениям, и в ней он подвергал критике скрытность дипломатии Киссинджера. Джеймс Рестон, легендарный автор статей в «Нью-Йорк таймс» и доверенное лицо Киссинджера, защищал государственного секретаря и писал: «Произносил речь Картер, но главным её автором был Збигнев Бжезинский»[63] – вполне вероятно, что эти строки были написаны по предложению самого Киссинджера, как предполагал редактор «Таймс» (или как докладывал Бжезинский Картеру)[64]. Но главные нападки были высказаны в июньской речи в Нью-Йорке. «В администрации Никсона – Форда была разработана политика «одинокого рейнджера» – скрытая политика одиночек в отношении международных вопросов». Выражение «одинокий рейнджер» придумал, по всей видимости, не Бжезинский, а Джордж Болл, но оно укоренилось и разошлось в прессе, несмотря на возражения Бжезинского[65]. Любопытно, что после избрания Картера в ноябре, на волне антикиссинджеровских настроений высказывались голоса против назначения Бжезинского советником по национальной безопасности: многие опасались, что он станет таким же могущественным бюрократом, как и его предшественник на этом посту. И хотя в первый год в администрации Картера преобладали взаимодействие и равновесие сил, в дальнейшем примерно так и вышло. В годы правления Картера регулярные контакты между Бжезинским и Киссинджером продолжились. В конце концов Бжезинский и администрация Картера завершили многие из неуспешных дипломатических шагов, предпринятых ещё во время Киссинджера – договоры по Панамскому каналу, нормализация дипломатических отношений с Китаем, Кэмп-Дэвидские соглашения и даже договор ОСВ-II. Иногда, конечно, разногласия давали о себе знать. В 1979 году Дэвид Рокфеллер, Джон Макклой и Киссинджер лоббировали решение принять в Соединённых Штатах сбежавшего после Исламской революции иранского шаха – довольно щекотливое, поскольку новый режим в Тегеране считал это огромной провокацией. Но это был один из вопросов, по которому Бжезинский во многом соглашался с Киссинджером. Другими пунктами раздора были отношения с НАТО и договор ОСВ-II.