Самое обыкновенное убийство. Где тебя настигнет смерть - Фредрик Браун (1947, 1951)

– Тогда положите это в карман и примените для пользы дела. Без протокола.

Бассет взял банкноту, взглянул на нее под столом и спрятал в карман, молча и не меняясь в лице.

Они заказали еще по пиву, пока я допивал свою колу.

– Я рассказал парню чистую правду, – проговорил Бассет. – Больше мы ни черта не знаем. Два захода на Кларк-стрит, примерно на полчаса каждый раз, и последняя остановка на Гранд-авеню, где он прихватил бутылки с собой. Десять против одного, что последняя. Выяснить что-то только там можно, но пока нам не удалось.

– А остальное время? – спросил дядя.

– Пьющие бывают двух видов. Первые накачиваются в одном месте, вторые перемещаются. Уоллис Хантер был из бродячих. Вчера вечером он путешествовал четыре часа и в каждом из трех мест, где мы сумели его засечь, сидел примерно тридцать минут, как раз на два-три пива хватит. Если вывести среднее и прибавить сколько-то на ходьбу, заходил он в шесть или семь баров.

– Он только пиво пил?

– В основном. Один бармен не вспомнил, что он заказывал, а на Чикаго-авеню Уоллис Хантер к последнему пиву взял еще виски и четыре бутылки. Это в баре «У Кауфмана», хозяин сам за стойкой стоял. Говорит, Уоллис уже прилично набрался, но не так чтобы до потери сознания, на ногах стойко держался.

– А он кто, этот Кауфман?

– Да никто, в общем, мы, во всяком случае, о нем ничего не знаем. Я спрашивал сотрудников в участке на Чикаго-авеню, и они тоже утверждают, что он чист.

– Ты с ним говорил?

– Ну, душ ему принять не мешало бы, а так все в порядке. Опознал твоего брата по фотографии, когда я его малость тряхнул. Тактика известная: мы, мол, знаем, что он у вас был, и хотим только знать, когда он ушел. Сначала Кауфман заявил, что не видел такого, ну я ему и прокрутил что положено. Уже доказано, говорю, что он находился здесь, скажите, в какое время он отсюда ушел. Тут мой красавец достал очки и раскололся.

– До конца?

– Думаю, да. Завтра сам сможешь поглядеть на него, он будет выступать на дознании.

– Кстати, – сказал мне дядя, – на дознании мы с тобой незнакомы. Я сяду сзади и притворюсь посторонним – сообщить мне нечего.

Глаза Бассета на мгновение оживились, и он спросил:

– Сам хочешь попробовать?

– Возможно, – ответил дядя.

Я ничего не понял, как и с Мордатым, у которого прикрыли шарманку. Ну, это, положим, карнавальный жаргон, а тут слова знакомые, а все равно непонятно.

– Одну версию можно исключить сразу, – продолжил Бассет. – Страховки у него нет.

– Мама ни при чем, – запротестовал я. Бассет мне уже меньше нравился.

– Парень прав, – заметил дядя. – Мадж, она… не стала бы убивать Уолли.

– Кто их разберет, этих женщин. У меня были случаи…

– Говорю тебе, это не Мадж. Пырнуть дома кухонным ножом – одно дело, но бить по башке в переулке… Чем его, кстати, дубинкой?

– Чем-то потяжелее.

– То есть?

– Любым предметом без острых краев. Обрезком трубы, пустой бутылкой, да мало ли.

В газетах написали бы «тупой тяжелый предмет».

По полу короткими перебежками двигался черный таракан. Пробежит десять дюймов, остановится и бежит дальше. Один из посетителей у стойки вознамерился прикончить его. На первый раз таракану повезло смыться, а потом послышался смачный хруст.

– Пойду-ка я домой, – произнес Бассет. – Звонил жене, она приболела. Ничего серьезного, но нужно лекарство купить. Увидимся на дознании.

– Ладно. Там поговорить не удастся, может, снова здесь встретимся?

– Договорились. Ну, пока.

Сто баксов – большие деньги, подумал я. Хорошо, что у меня не такая работа, чтобы взятки брать за нее. Бассет, правда, ничего плохого не делает, просто делится с нами своей информацией. Но брать за это деньги… Допустим, жена у него болеет, но дядя ведь не знал об этом, когда предлагал ему сотню. Догадывался только, что Бассет возьмет.

– Хорошее вложение, – произнес дядя.