Медаль за убийство - Фрэнсис Броуди (2010)

Моя мать была одержима страстью улучшать свою жилье. Отец же всегда настаивал на том, чтобы мы жили в рамках его зарплаты суперинтенданта полиции. Его работа требовала, чтобы он снимал соответствующее его положению жилье в доме, предназначенном для расквартирования полицейских служащих, которое и было тем жильем, в котором я счастливо выросла. Ну а моя мать всякий раз, когда чувствовала себя вырвавшейся на волю, сразу принималась за выбрасывание унаследованных ею средств на доступные роскошества.

Снятый ею теперь номер был просторен и роскошен. В нашем распоряжении находилась гостиная, по обе стороны от которой располагались спальни. Я сбросила туфли и отправилась искать ту из них, которая предназначалась для меня. Большую из них, разумеется, заняла моя мама. Ее палантин лисьего меха и дневное одеяние, в котором я видела ее ранее, были брошены на кровать. Для послеобеденного чая, разумеется, следовало сменить туалет.

Мама, вероятно, была рада тому, что я не появилась в Пальмовом зале в том же самом помятом костюме, который носила с утра. Я выглянула в окно на Долину садов. Люди медленно бродили по территории Королевской Водолечебницы и санатория для выздоравливающих.

Неожиданно раздавшийся за спиной голос испугал меня.

– Грустные дела, – беспечно произнесла моя мать. – Вид из вашего номера выходит на два помещения для выздоравливающих и дом для неизлечимо больных. Это побуждает обитающих здесь ценить жизнь во всей ее славе. Если я когда-нибудь стану неизлечимо больной, привезите меня сюда.

Она села на обтянутый ситцем диван и похлопала рукой по месту рядом с собой, подзывая меня.

Я села рядом с ней.

– Как тебе удалось снять номер люкс в разгар сезона?

– О, это все благодаря моей старинной подруге. Она с мужем отправилась поиграть в гольф. Я знаю, что есть другие курсы этой игры, но они решили из-за наводнения податься в Лоссимут[86]. Но это не имеет никакого значения. Твой отец сказал мне, перед тем как вышел, что это ужасное убийство уже раскрыто.

– Есть признание в убийстве, за которым последовало самоубийство.

Мама передернула плечами.

– Как это ужасно! Ничего удивительного, что вы все так измотаны. У меня есть вот какой план. Я сейчас закажу чай в номер. Ты выглядишь слишком обессиленной, чтобы спускаться вниз. После чая примешь ванну, а потом – спать. – Она потрепала меня по руке.

– Для меня чай не заказывай. Куда лучше мне поможет порция джина.

– Ладно, сказано-сделано. С чем тебе смешать джин?

Десять минут спустя я уже лежала в тепловатой воде ванны, чувствуя себя в достаточной мере измотанной и обессиленной, чтобы скользнуть под воду. Сосредоточившись на эмалевой поверхности самой ванны и блеске медных кранов, я постаралась вызвать из памяти все, связанное с убийством. Это сработало через несколько секунд.

Люси не убивала Милнера. Она, безусловно, не обладала выдающимся умом, но знала, как следует нормально себя вести, и пойди она домой – ни искры подозрения в отношении нее не возникло бы, как случилось после ее исчезновения и всей этой затеи с требованием выкупа.

Вполне правдоподобно, что терпение «капитана», «деда» Люси, в отношении Милнера в конце концов лопнуло. Шантаж обычно завершается одним из трех вариантов: судебным преследованием, продолжением платежей или смертью. Дилемма состояла в том, должна ли я была рассказать инспектору Чарльзу то, что знала о прошлом Милнера, подлинном Уолфендейле и выдававшем себя за него Лэмптоне. Человек, которого я считала капитаном, несколько реабилитировался в моих глазах тем, что взял на себя заботы о чужом ребенке и делал для него все возможное. Если я расскажу все, что знаю, а за этим последуют расследования, будут подняты армейские архивы, и тогда Люси и мисс Фелл лишатся крыши над головой. Родни Милнер запомнит своего отца не просто как неотесанного громилу, но и как шантажиста. Если все это выплывет, то жизнь Родни и Элисон в Харрогейте может стать невыносимой.