«Россия не особенная! Вы ничем не особеннее Украины! Почему у украинцев может быть демократия, а у вас нет?» — воскликнула как-то во время совместной командировки коллега из Швеции. «Ты делаешь типичную западноевропейскую ошибку, меряя Россию западной меркой. Мы не как вы, и никогда не станем, как вы! И мы, представьте себе, не хотим становиться, как вы!» — ответил русский телеоператор нашей финской телекомпании.

Моя коллега задала очень важный вопрос. Если можно построить (относительно) демократическое общество в Украине, почему это должно быть невозможно в России?

Я и не думаю, что это невозможно. Но это зависит от того, что хотят сами русские. А я не так уж уверена, что им хочется нашей западной демократии. Во всяком случае, похоже, что они в этом не уверены.

По этой-то причине нелегко решить, как же воспринимать Россию. С одной стороны, не хочется быть культурным расистом, считающим, что лишь избранные народы достойны демократии. С другой стороны, не хочется быть и в упор ничего не замечающим жителем Запада, уверенным, что наша система есть универсальное решение для любого общества, и остается только пожалеть страны и народы, не понимающие этого.

Одно, по крайней мере, является фактом: Россия не такая, как мы. Россия никогда не станет такой, как мы. И наши попытки понять Россию исключительно с нашей западной точки зрения никуда нас не приведут.

Многим западным наблюдателям осознание этого дается с трудом. Отчасти из-за прочно установившегося мнения о том, что в 1990-е годы Россия встала на путь демократии, от которого потом отказалась. Но также — и в первую очередь — из-за известного раздражения тем, что русские упорно отказываются принять наши ценности. Ведь, по нашему разумению, им следовало бы понять, что им во благо.

По моему мнению, западная демократия доказала, что она абсолютно свободный, самый эффективный и наиболее гуманный способ управлять обществом. Демократия обеспечивает благосостояние, динамику и формирует личности, которые учатся полагаться только на свои собственные силы. Я всей душой хочу, чтобы Россия пошла по этому пути. И я знаю многих русских, которые тоже так думают, — но их меньшинство.

Большинству русских не хочется никакой западной демократии. «Демократия» — бранное слово, которое в первую очередь ассоциируется с хаосом ельцинского правления. Олигархи тогда безнаказанно разворовывали государственное имущество, а общество было неустойчивым и непредсказуемым. Сейчас общество ельцинского переходного периода стабилизировалось в форме чего-то вроде мягкого авторитаризма. Для большинства простых людей стабильность важнее, чем ценности вроде свободы слова и личного выбора.

Такой результат достоин сожаления, но я не могу сказать, что не понимаю русских. Легко рассуждать о свободе и демократии тому, кто всю жизнь только наслаждался их плодами. У того, кто живет в обществе, где крутые повороты лишь ввергают людей в разного рода катастрофы, ощущения совсем другие.

Это не означает, что русские правы. Я считаю, что они ошибаются. Страшно жаль, что люди в России не хотят пройти трудный, тягостный, но необходимый путь и создать демократическое общество. Не общество, в котором всезнающий президент укрывает людей от опасностей своими крылами, но общество, в котором человек несет ответственность за свою жизнь. Многопартийная система, где разные силы борются за власть, но также и владеют сложным искусством компромиссов. Именно последнего качества всегда не хватало русскому обществу. И эта неспособность найти даже самый короткий общий знаменатель и вместе прийти к решениям, которые принесут пользу всем, есть и всегда будет обществу во вред.

Демократия — это процесс, а не готовое решение. Однако так ее понимают в России — готовое решение, опробованное в девяностые годы для того только, чтобы сделать вывод: «нам демократии не надо».