– Мистер Гамильтон! Идите скорее наверх, мы там без вас не разберемся.

Мистер Гамильтон встал, снял с крючка у двери куртку и поспешил вверх по лестнице. Мы с Нэнси – за ним.

У главного входа стоял садовник Дадли и мял в руках шляпу. У его ног лежала гигантская свежесрубленная, липкая от смолы ель.

– Мистер Дадли, – сказал мистер Гамильтон, – что здесь происходит?

– Вот елку принес.

– Вижу. Но что вы делаете здесь? – Он обвел рукой парадный вестибюль и опустил глаза, рассматривая ель. – И главное – что здесь делает это дерево? Оно слишком большое.

– Зато какое красивое, – восторженно сказал Дадли, с любовью взирая на елку. – Я за ней много лет следил, ждал, пока войдет в полную силу. И вот к этому Рождеству она наконец доросла. – Он торжествующе поглядел на мистера Гамильтона. – Ну разве что переросла капельку.

Мистер Гамильтон повернулся к Нэнси:

– Что тут происходит?

Нэнси уперла руки в бока и поджала губы.

– Елка не влезает, мистер Гамильтон. Дадли попробовал поставить ее в гостиной, где всегда, но она на целый фут выше, чем нужно.

– Вы что, не измеряли дерево? – обратился мистер Гамильтон к садовнику.

– Измерял, сэр, – уверил его Дадли. – Только я не слишком силен в арифметике.

– Значит, возьмите пилу и укоротите елку на фут, только и всего.

Мистер Дадли горестно покачал головой:

– Я б так и сделал, сэр, только откуда отпиливать-то? Ствол уже и так короче некуда, а верхушку разве можно трогать? Куда ж тогда ангелочка-то сажать? – Он простодушно хлопал глазами.

Мы застыли, обдумывая проблему; в мраморном вестибюле громко тикали часы. Скоро хозяева выйдут на завтрак. В конце концов мистер Гамильтон торжественно объявил:

– Думаю, другого выхода нет: мы и впрямь не имеем права обрезать верхушку, лишив ангела его законного места и нарушив тем самым традицию. Поэтому ель будет установлена в библиотеке.

– В библиотеке? – изумилась Нэнси.

– Да. Под стеклянным куполом. – Он метнул на Дадли испепеляющий взгляд. – Там она поместится во весь рост и во всей красе.

Утром первого декабря, когда я забралась на галерею библиотеки – в самый дальний угол к самой дальней полке, мысленно готовясь к тяжелой и пыльной работе, – в центре комнаты уже возвышалась огромная елка, восторженно воздевшая к небу верхние ветви. Я очутилась вровень с ее верхушкой; густой и тяжелый хвойный аромат плыл по библиотеке, перебивая застарелый запах книжной пыли.

Галерея тянулась по всему периметру комнаты, высоко над полом, и сперва я здорово пала духом. Потому решила дать себе небольшую отсрочку – попривыкнуть, тем более что отсюда открывался необычный вид на библиотеку. Не зря говорят, что даже знакомое место невероятно преображается, если посмотреть на него сверху. Я подошла к перилам и оглядела комнату под елкой.

Библиотека, обычно такая просторная и внушительная, теперь показалась мне похожей на театральную сцену. Привычные предметы – рояль «Стейнвей», письменный стол, глобус лорда Эшбери – вдруг странно уменьшились, словно превратились в декорации, которым не хватает только появления актеров.

Застывшими в ожидании выглядели кушетка и кресла, рояль и восточный ковер с разбросанными по нему квадратами света. Декорации стоят – время явиться артистам. Что за пьесу они могли бы разыграть, гадала я. Комедию, трагедию, какую-то современную пьесу?

Я бы с удовольствием простояла так целый день, но в голове звучал настойчивый голос – голос мистера Гамильтона. Он предупреждал, что лорд Эшбери любит устраивать внезапные проверки. Поэтому я отогнала посторонние мысли и вытащила с полки первую книгу. Обтерла ее – корешок, обложку, – поставила на место и вынула следующую.