Механический хэппи-лэнд (сборник) - Рэй Брэдбери (2018)

– Дети мои, – его дыхание перехватило от страха, – вам следует войти туда и отыскать вашу маму. Так надо. Тут происходит что-то неладное. Нечто Захватывающее и Фантастическое[4]. – И все остальные детки зашли и были поглощены водоворотом алчной толпы. Мистер Бенгол остался в одиночестве. Полном.

Вот тут-то ему на ум и пришло четвертое измерение.

А что, если, размышлял он, когда протискиваешься в этот магазин, то тебя, сдавленного и затертого с грохотом между отпихивающими друг от друга телесами, автоматически заталкивает, засасывает кверху тормашками в четвертое измерение? О, кощунственная мысль! Он перепугался от пальцев ног до кончика языка, от шнурков до бриолина. Фарфор его размышлений разбился вдребезги.

Неужели это мелочная лавка четвертого измерения?

Он зашагал взад-вперед, размахивая руками, проливая горькие слезы в зеленое блюдечко, которое всегда имел при себе для таких случаев.

Затем он решительно расправил плечи, исторг из себя предупредительный рык и ринулся к магазину. Он врезался в толпу и канул в неизвестность, задавленный двумя бабищами циклопических габаритов, самозабвенно раздирающими некое платьице.

В шесть часов он не вышел.

В семь часов он не вышел.

Мистер Бенгол не появился и в девять.

А в десять мелочная лавка закрылась до утра.

1941

Флейтист

Из космоса Марс походил на медную лампу, тускло горящую, почти угасшую. Когда к нему приблизился юпитерианский корабль, он напоминал огромный распустившийся цветок.

Марсианин Керак стоял в недрах корабля, глядя, как милый увядший цветок раскрывает нежные лепестки памяти; поглядывая с опаской в иллюминатор, не зная, какие перемены произошли за двадцать лет на родине. На первый взгляд Марс оставался таким же. Его душу тронули пальцы ностальгии. Глаза защипало от странных слез. Но по мере того как корабль иглой пронизывал разряженную атмосферу, лик планеты показался ему израненным. На марсианских лугах раскинулся город; на его замызганной черно-белыми кляксами поверхности проступали очертания идиотской пучеглазой образины.

– Юпитерианское отребье! – выругался Керак, вглядываясь вниз. – Ну и помойка!

Его худые руки напряглись, сжимая тонкими пальцами серебряную флейту, на которой он сочинял свои симфонии и фольклорные мелодии, – единственное, что связывало его с прошлым и былой славой композитора и музыканта.

Керак затрепетал, словно его продувал беззвучный ветер горечи, страха и странного потаенного гнева. Очертания города стали вырисовываться все резче. Он явил свою безмозглую застройку – скорее доказательство разложения, чем прогресса. Вне сомнений, что город сварганили неуклюжие пьяные лапы юпитерианцев. Нрав этого бледно-голубого сброда с Юпитера и свинство были равноценными понятиями.

Из центра города вырывались шоссейные дороги, выбрасывая железные щупальца на юг, в три других юпитерианских города, каждый из которых оскорблял глаз не меньше, чем первый.

Керак негодовал, отчасти про себя, отчасти, обращаясь к обрюзгшему синекожему коротышке с Юпитера с черными щелями вместо глаз.

– Что же они натворили! – восклицал он. – Эта равнина зеленела и плодоносила миллион лет, давала жизнь. А они выпотрошили ее в погоне за минералами! Горы на юге были стройными и прекрасными. Так они снесли с них вершины и разорили склоны! Это и есть ваш план колонизации Марса? Неужели такими видами я должен наслаждаться по возвращении из ссылки?

* * *

Керак умолк. Бессловесный и неприметный по сравнению с долговязым худым музыкантом, синекожий юпитерианец не проронил ни слова.

Лицо изгнанника было изрезано тонкой стенкой морщинок. Сухое коричневатое птицеподобное лицо с орлиным профилем и зорким взглядом. От него веяло неизъяснимой таинственностью и печалью. И вот он смотрел на лики десяти миллионов вымерших марсиан, вопиющих, умоляющих его лишь об одном. Об отмщении. Только и всего.