Лазурный берег - Кивинов Андрей Владимирович

Предыдущий известный Игорю опыт артистической деятельности Егорова был менее удачен. В роли Деда Мороза он, помнится, командирскими замашками распугал на утреннике всех главковских детишек. А когда в мешке с подарками среди конфет и мандаринов обнаружил подкинутую туда Любимовым бутылку пива, закатил настоящую истерику.

— Ну чё молчишь-то? — неожиданно грубо рявкнул Троицкий.

Ситуация, похоже, начала выходить из-под контроля.

— В Рогове не сомневайтесь,— твердо заверил Плахов,— Василий однажды двух ваших коллег...

— Я здесь не останусь! — перебил его Троицкий.— У меня люкс в «Олимпии» забронирован. Ясно ведь уже, что здешним ментам я не нужен.

— Разумно,— быстро согласился Серый. Ему тоже не улыбалась дальнейшая жизнь на воде. Ту же матрешку ночью на днище яхты приклеить — пара пустяков.

«В кино-то вы посмелее будете...» — хотел сказать Плахов, но благоразумно не стал дразнить гусей.

Демьяныч и так был на взводе — виски он хряпнул жадным глотком прямо из горлышка.

Только оказавшись в Антибах, Василий почувствовал себя на отдыхе. Ныряя в ласковую волну, загорая на пляже, прогуливаясь по бульвару, забитому знаменитостями, попивая пиво на скамейке с видом на залив — он ни на секунду не забывал, что работает. Ловит Троицкого. Сидит в засаде. Изучает местность и обстановку. А тут расслабился, наконец.

Сначала они неспешно ехали на стареньком «Рено» Вазгена вдоль буколических полей. Даже крестьяне вдалеке виднелись. И коровы, лениво жующие траву. Рогов подумал, что точно так же эти поля выглядели сто лет назад. И двести. И еще раньше. При д'Артаньяне.

— Вазген,— вдруг осенило Василия.— д'Артаньян — фамилия какая-то армянская. Что-то мне раньше в голову не приходило...

— Конечно, армянская,— захохотал Вазген,— Не грузинская же! Или скажи еще — азербайджанская, да? Это старинная армянская фамилия! А ты думал, кто был д'Артаньян? Француз?..

И Вазген засмеялся таким саркастическим смехом, из которого следовало, что уж кем-кем, а французом сердечный друг Констанции Бонасье точно быть не мог.

Долго парковались у рынка (как раз в этот момент Плахов уверял Троицкого, что Рогов плотно держит Хомяка), долго шли меж рядов сыров, от запахов которых голова шла кругом, яиц, устриц в огромных ящиках (Рогов впервые узнал, что они бывают трех размеров — первого, второго и третьего), яблок, лука десятка сортов...

Тут-то Рогов и забыл, зачем он приехал на Лазурный берег. То есть, что за прованским корнем — помнил. А что за Троицким — забыл.

Пришли наконец в ряд с кореньями. Такой же длинный ряд, Вазген по каким-то одному ему понятным признакам выбрал «лучший по профессии, клянусь Араратом». Лучший по-профессии оказался крупным смуглым мужчиной лет пятидесяти, чем-то напоминающим одновременно и Вазгена, и Егорова.

Вазген уточнил у Васи, как называется искомый продукт.

—  Бальзам вечной молодости.

— Да не бальзам, друг. Какой бальзам! Бальзам потом, после всего. Как называется этот... материал для бальзама?

— Прованский корень жизни.

— У вас есть корень жизни? — обратился Вазген к продавцу.

— Что это, месье? — не понял торговец.

— Из которого бальзам делают. Очень хороший. Очень хороший, от всего полезный бальзам!

Продавец пожал плечами:

— Первый раз слышу. А как растение называется?

— Как растение называется? — обратился Вазген к Рогову.— Точно знать хочет, так не говорит. Любит, говорю, во всем точность. Скажите мне, говорит, название с точностью до...

— Точно не знаю,— почесал в затылке Рогов.— Какое-то горное.

И показал руками гору. Продавец в ответ на этот жест почему-то нахмурился.

— Говорит, в горах растет,— перевел Вазген.— Волшебный корень, только в Провансе мог вырасти! Лечит, укрепляет. И так помогает!..

Продавец с сомнением оглядел покупателей, побормотал о чем-то с коллегами из соседних рядов. Потом вынес вердикт: