Ему было позволено свободно выезжать, заниматься делами как в Англии, так и за границей и даже, как и прежде, посещать секретные объекты ВВС. Поскольку он продолжал работать на СИС, словно ничего и не произошло, специальный отдел исключил его из списка подозреваемых.

Но Оуэне представлял собой редкое явление в этих кругах: у него было нечто сродни маниакальной тяги к шпионажу, которой он не мог противостоять даже перед лицом смертельной опасности. Он конечно же больше не посылал писем на почтовый ящик номер 629 в Гамбурге, но его связь с «доктором Рантцау» стала еще теснее.

Риттер со своей стороны всерьез воспринял просьбу Оуэнса законсервировать его и не требовал от него никакой информации. Он всякий раз, когда валлиец приезжал в Германию, встречался с ним, но лишь для того, чтобы хорошо провести время в злачных местах портового города.

У Оуэнса были сибаритские наклонности, и Риттер быстро обнаружил, что его подопечный испытывает тягу к дамам и выпивке. Немец, желая сохранить Оуэнса в своем активе на время «великих дел» в будущем, щедро обеспечивал его и теми и другим, и вскоре их деловые отношения приняли форму пирушек. Риттер (в сопровождении своей секретарши, которую он на этих вечеринках называл фрейлейн Буш) и Оуэне (вместе с девицами, которых доставлял ему абвер) постоянно кутили то на Мюнхнер-Киндл, то в клубе «Валгалла» на Репербан, гамбургском районе «красных фонарей». Они обычно проводили вечер на Киндл, а затем Оуэне самостоятельно направлялся в «Валгаллу». Ему нравилась мишурная обстановка клуба и система настольных телефонов, позволяющая Оуэнсу устанавливать контакты с дамочками, сидящими за соседними столиками и ожидающими звонка или звонящими одиноким посетителям.

Эволюция делового человека, занимающегося электротоварами, в абверовского шпиона в Англии шла в соответствии с планом. Риттер и «фрейлейн Буш» искренне симпатизировали своему маленькому валлийцу, которого так легко было развлекать и который в свою очередь порой развлекал их мелодичными грустными валлийскими народными песнями, напевая их в доме Риттера приятным тенором.

В январе 1939 года этим проказам пришел конец.

В абвере была объявлена очередная предкризисная чрезвычайная обстановка. На этот раз по личному указанию Гитлера абвер подключился к подготовке следующего этапа плана фюрера – к окончательному сокрушению Чехословакии с оккупацией Богемии и Моравии, назначенной на март. Наряду с этим назревала война Польшей из-за Данцига и «польского коридора». Наступило время напряженной работы. Все отделения как на западном, так и на восточном направлениях работали день и ночь. Гамбургское отделение стало напоминать пчелиный улей. Было невозможно предугадать реакцию Лондона на нарушение подготовленного Чемберленом Мюнхенского пакта и на захват Чехословакии, территориальную целостность которой этот договор должен был обеспечивать. Следовало предусматривать наихудший вариант развития.

Все полевые агенты были приведены в состояние полной боевой готовности с заданием осуществить максимально полную рекогносцировку Британских островов прежде, чем ограничения на выезд, неминуемые в случае войны, сведут на нет возможности их передвижения. Риттер, в свою очередь, направил двух лучших агентов – промышленника Гюнтера Рейдта и Саймона-Хобо[59] обратно в Англию, а также, последнее, но не наименьшее, сообщил Джонни, что подошло время вступить в игру.