Алмаз раджи, Собрание сочинений - Стивенсон Роберт Льюис (2014)

Шхуна накренилась так сильно, что мачты висели прямо над водой, и прямо подо мной была вода залива. Хендс, находившийся ниже меня, упал недалеко от борта «Эспаньолы». Он показался на поверхности всего один раз, окруженный кровавой пеной, и исчез навсегда. Сквозь тихую прозрачную воду я видел его тело, лежащее на чистом песчаном дне в тени корпуса шхуны. Несколько рыб уже кружились вокруг него. Когда поверхность воды слегка рябила, мне чудилось, что боцман шевелится, пытаясь подняться, но он был дважды мертв – застрелен и утонул – и станет добычей рыб как раз на том месте, где готовил гибель мне.

От этого зрелища меня охватил ужас, голова закружилась. Кровь струей текла у меня по спине и груди. Нож, пригвоздивший мое плечо к мачте, жег, как раскаленное железо. Но страшила меня не физическая боль, ее вполне можно было вытерпеть, а мысль о том, что я могу сорваться с реи и уйти на дно рядом с телом боцмана.

Обеими руками, до боли в пальцах, я вцепился в ванты и закрыл глаза от ужаса. Мало-помалу головокружение прошло, сердце начало биться ровнее, и я овладел собой. Первым делом я хотел вытащить нож из раны, но или он засел слишком глубоко в древесине, или у меня не хватило мужества; задрожав всем телом, я отказался от этой попытки. Но эта дрожь помогла мне: нож, пробивший лишь складку кожи, разорвал ее. Кровь потекла еще сильнее, но зато я был почти свободен – меня удерживали лишь пригвожденные лезвием камзол и рубашка. Рванувшись посильней, я окончательно освободился и поспешно спустился на палубу по вантам правого борта, так как не мог заставить себя спуститься там, откуда только что сорвался Израэль Хендс.

Внизу я перевязал свою рану, которая ныла и кровоточила, но никакой серьезной опасности не представляла и не мешала мне двигать рукой. Теперь я стал полновластным хозяином судна и начал раздумывать над тем, как освободиться от последнего пассажира – мертвого О’Брайена.

Когда шхуна накренилась, он скатился по палубе к самому борту и теперь лежал там, как жуткая восковая кукла. Но я уже не боялся мертвецов, так как успел привыкнуть к их виду. Я приподнял пирата, как мешок с отрубями, и перебросил через борт. Раздался всплеск, тело погрузилось, а на поверхности остался плавать только красный колпак. Вскоре он уже лежал на дне рядом с Израэлем Хендсом, и сквозь воду поблескивала лишь его плешь, из-за которой он при жизни не снимал свой странный головной убор.

Я остался один на шхуне. Начинался отлив. Солнце уже опустилось так низко, что тени сосен с западного берега касались палубы «Эспаньолы». Задул вечерний бриз и, хотя с востока бухту защищал высокий холм, увенчанный двумя остроконечными утесами, ванты начали гудеть, а паруса – полоскаться и хлопать.

Я понимал, какая опасность может грозить судну, поэтому кое-как спустил кливер, но большой и тяжелый грот доставил мне массу хлопот. Когда шхуна накренилась, гик перекинулся на левый борт, и часть паруса погрузилась в воду. Шкоты так натянулись, что страшно было к ним притрагиваться. Тогда я поступил просто – вынул нож и перерезал фал [38] . Гафель [39] опустился, и парус, надувшись пузырем, целиком лег на воду. Подтянуть нирал [40] у меня не хватило сил, и мне не оставалось ничего другого, как вверить себя и «Эспаньолу» воле судьбы.

Между тем, бухта погружалась в сумерки. Последние лучи солнца, пробившись сквозь лесную прогалину, заиграли на мачтах шхуны. Становилось все прохладнее. Вода уходила, увлекаемая из бухты отливом, и шхуна все заметнее ложилась на бок.