Алмаз раджи, Собрание сочинений - Стивенсон Роберт Льюис (2014)

Отлив уже начался, и мне пришлось довольно долго брести по щиколотку в жидкой грязи, прежде чем я догнал отступающее море. Пройдя еще несколько ярдов вброд, я осторожно спустил свой челнок на воду.

Глава 23

Во власти отлива

Челнок, как я и предполагал, оказался вполне подходящим для человека моего роста и веса – легкий и подвижный, но до того верткий, что управлять им было невероятно трудно. Он все время рыскал, несмотря на все мои усилия. Сам Бен Ганн не раз потом говаривал: «Надобно привыкнуть к нраву челнока, чтобы толково управлять им».

Разумеется, я ничего этого не знал, и моя плетенка вертелась куда угодно, только не туда, куда я пытался заставить ее плыть. Не будь сейчас отлива, я ни за что не добрался бы до шхуны. К счастью, течение несло меня прямо на «Эспаньолу». Сначала из темноты показался ее черный силуэт, потом появились очертания корпуса и мачт, а затем отлив доставил меня прямиком к якорному канату, в который я тотчас вцепился обеими руками.

Канат был натянут, как струна. В темноте бурлило и клокотало, как горная река, течение, огибавшее корпус шхуны. Мне казалось, что достаточно одного удара ножом, и «Эспаньола», увлекаемая отливом, помчится в открытое море.

К счастью, я вовремя сообразил, что туго натянутый огромной массой судна канат, если его перерезать, ударит меня почище, чем конское копыто, при этом челнок мой перевернется и пойдет ко дну.

Поэтому я набрался терпения и снова стал выжидать. Если бы не случайная удача, мне наверняка пришлось бы отказаться от своего намерения. Но ветер вдруг переменился и подул уже не с юго-востока, а с юго-запада. Внезапно налетевший на «Эспаньолу» шквал понес шхуну против течения, якорный канат ослабел и погрузился в воду. Я возликовал, вытащил свой матросский складной нож, открыл его зубами и перепилил канат почти до половины. А затем стал дожидаться следующего порыва ветра.

Из каюты на корме уже давно доносились чьи-то хмельные голоса, но я был так занят, что не обращал на них ни малейшего внимания. Но когда наступила пауза, волей-неволей стал прислушиваться. Я узнал один голос – он принадлежал боцману Израэлю Хендсу, служившему канониром у Флинта. Другой собеседник был, скорее всего, тот самый пират в красном ночном колпаке. Оба были вдребезги пьяны и продолжали пить, так как один из них распахнул иллюминатор пошире и с проклятием швырнул в море опустевшую бутылку. Однако эти двое не только пили вместе, но и ссорились между собой. Ругательства сыпались градом, и порой мне казалось, что вот-вот вспыхнет драка. Однако всякий раз пираты успокаивались, а их голоса начинали звучать тоном ниже.

На берегу за деревьями виднелось пламя огромного костра. Там кто-то распевал старинную матросскую песню, выводя после каждого куплета такие тягучие рулады, что можно было только подивиться терпению слушателей. Я не раз слышал эту песню во время нашего плаванья, и мне вспомнились ее слова:

Все семьдесят пять не вернулись домой –Они потонули в пучине морской.Я подумал, что песенка-то вполне соответствует настроению пиратов, которые сегодня понесли немалые потери. Впрочем, я уже имел возможность убедиться, что эти люди так же жестоки и бесчувственны, как и море, по которому они плавают в поисках добычи.

Наконец налетел еще один шквал, и шхуна снова сдвинулась против течения. Канат опять ослабел, я приналег и вскоре перерезал последние волокна манильской пеньки. Меня тотчас понесло к носовой части «Эспаньолы», которая, медленно разворачиваясь, уже плыла, увлекаемая отливом.