Алмаз раздора, До и после Шерлока Холмса - Конан Дойл Артур (2012)

Однажды зимним вечером, когда я сидел у почти потухшего камина, мои мысли вдруг приняли странный оборот. Размышляя о поворотных моментах истории, я думал о том, что великие исторические личности всегда оказывались перед выбором, который им предстояло сделать. Их решения навеки запечатлены в анналах истории. Но как сложились бы судьбы государств и всего человечества, поступи они иначе? Может ли человеческий разум вообразить себе последствия их судьбоносных шагов? Я представил себе многочисленные варианты развития событий, и от каждого из них просто захватывало дух. Если бы Цезарь остался военачальником, верным республиканскому Сенату, и отказался перейти Рубикон, возникла бы Римская империя с ее будущим расцветом и крахом? Если бы Джорджу Вашингтону удалось уговорить своих соотечественников терпеливо дождаться, пока либеральное большинство в британском парламенте не изменит свою политику, не стала бы нынешняя гордая Британия со всеми ее доминионами лишь придатком великой американской державы? А если бы Наполеон заключил мир прежде, чем решился на свой «русский поход»? И так далее, и тому подобное…

По мере того как я предавался подобным размышлениям, мне на ум пришли совсем недавние события. Уже в полусне, глядя на тлеющие угли камина, перед моим внутренним взором предстали живые картины, даже видения, если угодно. Если к ним добавить жизненных деталей и расположить их в некой связной последовательности, то могло бы получиться нечто наподобие нижеследующего повествования.

Хмурый ноябрьский день в бельгийском городке Спа. По всему видно, что случилось нечто из ряда вон выходящее, событие, не на шутку всколыхнувшее сонное провинциальное местечко. Все лавки и заведения закрылись, люди стояли на тротуарах, что-то оживленно обсуждая. По мостовым слонялись толпы немецких солдат в серо- зеленой форме. На многих из них мундиры были настолько изношены, что вообще потеряли всякий цвет. Они были взволнованы не меньше гражданских, то и дело сбивались в шумные группки, яростно размахивая руками. Тут и там сновали мальчишки — газетчики. Все это напоминало разворошенный и перевернутый муравейник.

Внезапно люди раздались в стороны, давая дорогу огромному автомобилю, в котором сидели четверо военных и двое штатских. Судя по всеобщему вниманию, это были высокопоставленные персоны. Львиное лицо, гневно взиравшее на расхлябанные скопления солдат, было здесь знакомо каждому, поскольку в Спа располагался штаб Западного фронта германской армии. Это был сам фельдмаршал фон Берг. Рядом с ним, погруженный в свои мысли, сидел один из высших морских офицеров. Его чисто выбритое лицо было испещрено морщинами, на лбу пролегли глубокие складки от тяжких раздумий. Это был знаменитый вице- адмирал фон Шпеер. Остальные военные и двое гражданских только что прибыли из Берлина. Машина пронеслась по главной улице, резко повернула направо и вскоре остановилась возле украшенного лепниной фасада виллы Фронез. Часовые у входа взяли на караул, появился дворецкий в красной ливрее, и высокие гости удалились вглубь дома. Любопытная толпа прильнула к решетчатой ограде, и тотчас разнесся слух, что вот — вот будет принято какое-то важное решение, что настал судьбоносный момент.

Депутацию проводили в большой зал, украшенный в бело — золотых тонах, в конце которого находился просторный салон, своего рода кабинет, где они и расположились за столом.

— Император ожидал вас, — объявил дворецкий. — Через минуту он к вам выйдет.

Ступая бесшумно, словно на похоронах, он удалился, осторожно прикрыв за собой дверь.

Прибывшие явно нервничали, то и дело обмениваясь вопрошающими взглядами. Наконец, вице — адмирал прервал молчание.

— Думаю, будет лучше всего, если начнете вы, господин фельдмаршал, — обратился он к фон Бергу. — Его Величество знает, что ваши советы исходят от истинно преданного ему сердца.