Рембрандт - Аким Волынский

Мы переходим к одному большому офорту «Три креста», известному в пяти состояниях. В подробный анализ мы не вдаемся, чтобы не повторять всего сказанного об этом другими исследователями. Отметим только, что все эти состояния принадлежат одной и той же доске, как это установлено ещё Бергом, и что художник работал над вариантами не одну неделю, как допускали некоторые, а, по крайней мере, целый год. В этом отношении мы совершенно разделяем мнение чуткого Сеймура Гадена. Возьмем для анализа одно из состояний этого грандиозного офорта, воспроизведенное в издании Н.Д. Чечулина. Офорт разделен на три группы, центральную и две боковых. Центральную группу в середине заполняют конные воины. Рисунок элементарен и заключает в себе едва объяснимые, почти младенческие, ошибки в перспективе. Так, лицо правого воина по величине больше лица переднего, ближайшего к зрителю плана. Что касается лошадей, то они исполнены с очевидной небрежностью. Голова крайней правой лошади рисуется в чудовищно-комическом абрисе. Точно это не лошадь, а какой-то человекоподобный верблюд. Стоящий на корточках перед лошадьми человек, видимый зрителю со спины, тоже нарисован с детскою беспомощностью. В правой группе преобладает женский элемент. Все жены очерчены превосходно, кроме одной, стоящей на коленях, спиною к зрителю, с театральным жестом разведенных рук. К Богоматери склонилась справа прелестная головка женщины, с нежным участием заглядывающая ей в лицо. Рядом сидят две женщины, из которых одна отвернулась от распятия. Стоящие над ними две женщины даны почти в намеках, одна из них прикрыла рукою глаза и почти музыкальна в своей живой выразительности. Это тоже одна из характернейших черт гения Рембрандта: намеки у него говорят красноречивее графических слов.

Левая группа открывается также верхним всадником, от которого начинается скопление людей внизу. Всадник и лошадь нарисованы в профиль. Он и толпящиеся за ним воины представляют собою лишь стафажный интерес. Что же касается нижней толпы, то она изобилует лицами и фигурами, исполненными с гениальной силой и почти несравненной проникновенностью. Мировым графическим шедевром может считаться рыдающая женщина, покрывшая лицо рукой. Это воплощенное рыдание, могущее вызвать ответное в особенно восприимчивом зрителе. Здесь не чувствуется и микроба аффектированности: это драматизм в высшем смысле слова, без всякой театральности. Подле неё, несколько повыше, помещена другая плачущая фигура, с руками, прикрывающими в жесте отчаяния глаза. Если бы пальцы рук были вычерчены в несколько более тонком рисунке, несколько более воздушно, мы имели бы в этой фигуре целое графическое откровение. Так она экспрессивно сильна и внушительно-могуча. Этим двум плачущим женам корреспондируют женские фигуры, окаймляющие правую группу. Все вместе они образуют какую-то раму рыдания вокруг распятия. Но вернемся к левой группе. Справа от плачущих женщин высится непокрытая голова старика, слушающего подошедшего к группе темно-одетого человека в тиаре. Нельзя сильнее, нельзя материальнее, в линиях и пятнах светотени, передать замершее в испуге состояние души. Этот старик прямо из графической галереи Леонардо да Винчи. И нос, и борода, и глубокие впадины глаз, и высоко открытый крепкий лоб – всё говорит о внутренней буре, объявшей этого человека. Кажется нам, что он ищет в словах человека в темном одеянии аргументов и разъяснений совершающемуся. Под ним, в высоком колпаке, смотрит в ту же сторону другой человек, внимая тому же собеседнику, но с улыбкой злорадной иронии. Добродушие и тупость сплелись вместе в этом широком и открытом лице. Лицо рядом с ним величественно-простое, но данное только в туманном очертании. Группу говорящих дополняет ещё лицо старика, соседнего с человеком в тиаре, выражающее тихое смирение и покорность. Человек в тиаре, в своей ровной и прямой, вертикальной выправке, с темным лицом, плохо различимым, с черною бородою, производит гнетущее впечатление.