Рембрандт - Аким Волынский

Не менее замечательны портреты Паламедее, Теодора ван Лоо и других. Паламадес это опять-таки фигура из шекспировской трагедии. Рисунок Ван-Дейка гравирован Паулюсом Понтиусом. Волны на голове разбросаны в живописном беспорядке, кольцами, волнами и локонами. Они закрывают лоб, однако сквозящий за ними. Шеи не видно, голова сидит глубоко в плечах. При апперцептивном взгляде в лице чувствуется скрытая эмоциональная буря, которая не разразится. Она остается в латентном состоянии. В гравюре столько динамики, столько гипноза, что она действует в высшей степени заразительно.

16 июля 1924 года

В этой группе издания ван Эндена, которой я располагаю в настоящую минуту, не могу не отметить и превосходных оттисков с портретами Мартина Пепина, Адриена Сталбента, Иоганнеса Геема и Теодора ван Лоо. Они гравированы, как мы указывали уже выше, разными художниками, по рисункам Ван-Дейка. В изображении ван Лоо особенно замечательна жестикуляция рук: говорящая, убеждающая, может быть рассуждающая и не шокирующая никакою искусственностью. Мягкий женственный элемент в портретах чувствуется очень отчетливо, хотя и без того оттенка биологической гротескности, о которой мы говорили выше. Но это уже надо отнести к влиянию резца: перечисленные портреты исполнены не офортом, а исключительно и всецело грабштихелем.

Остается упомянуть об остальной группе в имеющихся у меня мужских портретах «Иконографии», из которых я остановлюсь на двух образчиках смешанного гравирования, где весь офорт принадлежит Ван-Дейку, а резец – Больсверту и Неефту Портрет Вильгельма де Фоса обработан Больсвертом. Офортное лицо слегка тронуто резцом. По портрету же Франциска Снидерси прошелся грабштихель Неефа. Плащ усыпан у него растительным орнаментом, и конфигурация его складок сама отдает большим раскрывающимся цветком. Ван-Дейковский портрет, как мы не в первый раз убеждаемся в этом, никогда не покидает нежные оттенки ботанического характера.

Не разбирая целиком всего лежащего предо мною материала, не могу отказать себе в удовольствии охарактеризовать его общими суммарными словами. Портрет Антония Триеста исполнен Петрусом Иоде. Но почти все исследователи держатся мнения, что лицо в нём, набросанное офортом, принадлежит игле самого Ван-Дейка. Это какой-то настоящий тюльпан, в шелково-зеленом одеянии. Могучий цветок разросся в ширину под палящим солнцем. Портрет Гонория Фрея, с пышной шевелюрой, с воротником из цветочных лепестков, это другой какой-то тюльпан в обратном положении. Если представить себе гризаль Ван-Дейка на холсте и в красках, перед нами будет и тут мужской портрет с аккордом женственности, свойственным творчеству Ван-Дейка вообще. Портреты Стенвика, Адама Костера, Вильденса, Губерта ван ден Эйден – разновидные экземпляры всё того же богатейшего ван-дейковского сада, в разных положениях, постановках головы, поворотах глаз и жестах рук. У Адама де Костера правая рука выворотно подбоченилась совершенно так же, как на некоторых голландских портретах. Но этот рискованный франтоватый жест у Ван-Дейка подкупает темпераментом, не теряя в своем женственном оттенке.