Елена - Гоар Маркосян-Каспер

Парализованная пациентка буквально умолила Елену полечить ее, несмотря на неперегруженность, Елена отбрыкивалась, знала, что толку будет чуть, но отказать все же не сумела, сказать человеку в лицо, что нет ему спасения, не поворачивался язык, и не у нее одной, за четыре года ни один невролог не решился сообщить ни мужу, ни жене об истинном положении вещей, все подавали надежду, назначали лекарства и наверняка уходили, пряча глаза, и Елена вначале повела себя подобным же образом, она сделала один курс, потом, поскольку воодушевленная пациентка объявила, что ей вне всякого сомнения лучше, второй, но приходя на процедуры второго курса, пробовала помаленьку довести до сознания супругов, что так им жить не «еще немножко», как они наивно полагали, ожидая непременного и достаточно скорого выздоровления, а долго, всегда. И думала при этом об обратной стороне гуманизма. Если б медики оказались менее чувствительны, они уже давно лишили б этих несчастных иллюзий, что парадоксальным образом могло бы быть лишь во благо, вынудило б приспособиться, сделать свое существование более разумным, уравновешенным, но когда Елена намекнула, что прогулки в «манеже» надо бы участить и удлинить, что с такой ногой люди ходят с палкой даже по улице, что ни к чему подавать судно в постель человеку, который вполне может дойти до туалета, ванной, обслужить себя, слава богу, здоровой правой рукой, и лучше бы отпустить мужа работать хотя бы по полдня, а сыну дать доучиться, больная сразу съежилась, выставила иголки и о третьем курсе заговаривать перестала. И трудно было понять, неосознанное ли чувство мести подстрекало ее заставлять мужа выполнять манипуляции, которые могли породить одно лишь отвращение к женскому естеству жены, либо вынужденное безделье постепенно вошло в привычку и стало образом жизни. В любом случае, то ли оттенок разоблачения, примеченный в уговорах Елены, то ли все-таки надежда на благоприятный исход, внушенное добрыми людьми восприятие своего положения, как сугубо временного неудобства, были причиной самой настоящей обиды, с которой Елену проводили после последней процедуры. Впрочем, искренне огорчившись, она в то же время вздохнула с облегчением.