Данте - Сэди Кинкейд

Я направляюсь на кухню, с облегчением вижу, что там пусто, когда заглядываю внутрь. Хотя свет горит, он всегда горит. По какой — то причине это меня успокаивает. Моя мама всегда говорила мне, что кухня — это сердце любого дома.

Я вздыхаю, заходя внутрь. Когда моя жизнь стала такой маленькой, темной и бессмысленной, что я нахожу утешение в самых тривиальных вещах? Я открываю холодильник и заглядываю внутрь, надеясь найти какие — нибудь остатки.

— Я вижу, ты получил мой подарок? — от его голоса у меня по спине пробегает дрожь.

Закрывая дверцу холодильника, я поворачиваюсь к нему лицом. Он одет в черные брюки от костюма и накрахмаленную белую рубашку. Воротник расстегнут, рукава рубашки закатаны, демонстрируя несколько темных татуировок на коже.

— Ну, учитывая, что ты выбросил мою вторую футболку, это больше похоже на замену, чем на подарок, — говорю я, отказываясь благодарить его или проявлять какую — либо благодарность вообще. Потому что он этого не заслуживает.

Он тихо смеется, пересекая комнату несколькими широкими шагами. И прежде чем я успеваю подумать о том, чтобы убраться с его пути, он возвышается надо мной.

— Тебе трудно угодить, Катерина, — говорит он, его голос такой глубокий и ровный, что он омывает меня и оседает в моих костях.

— Не совсем. Я заставляю себя улыбнуться, — все, чего я хочу, это вернуться домой. Тогда я была бы самой счастливой женщиной в мире. Лгунья!

Он прищуривается, глядя на меня, и проводит рукой по своей густой бороде:

— Хм?

— Хм, что? — я огрызаюсь.

— Я не думаю, что ты была счастлив в своем маленьком домике. Я не думаю, что ты была хоть сколько — нибудь близка к счастью.

— И ты думаешь, я здесь счастлива? — я усмехаюсь, даже когда моя кожа ощетинивается энергией от того, что я так близко к нему.

— Я не думаю, что ты здесь несчастна, хотя изо всех сил стараешься быть такой.

— Я ненавижу это место.

— Может быть, иногда. Но прошлой ночью, когда ты перевязывала рану Ленни, я увидел… — он снова прищуривает глаза, изучая мои, как будто хочет увидеть правду, которую я прячу глубоко внутри себя.

— Видел что? — спрашиваю я с хмурым видом.

— Свет в тебе. Ты была счастлива, делая это.

Я была счастлива. Я люблю ухаживать за больными. Любила ухаживать за больными. Но я никогда не смогу вернуться к этому.

— Мне нравится помогать людям, — шепчу я.

Он облизывает нижнюю губу, и у меня внутри все сжимается, когда непрошеные мысли о том, что бы я хотела, чтобы он сделал этим ртом, прокладывают мимолетный путь в моем сознании. Мой в остальном рациональный, логичный мозг развращен всей моей паховой областью.

Он на дюйм ближе. Мы не прикасаемся, но я все еще чувствую его на себе. Мое тело покалывает от электрического предвкушения. Он — огонь, и моя кожа горит от жара.

— Значит, тебе здесь совсем не противно?

Мое дыхание прерывистое, а сердце колотится так, что кровь стучит в ушах. Я сжимаю бедра вместе, чтобы унять пульсацию, которая нарастает между ними, но это ничего не дает. Прошло так много времени с тех пор, как кто — либо вызывал такую реакцию у моего тела, и ощущения ошеломляющие. Я должна вернуть себе контроль, пока не потеряла все.

Я смотрю в глаза Данте:

— Нет, но я действительно ненавижу тебя.

Я не знаю, почему я ожидала, что эти слова вообще окажут на него какое — то влияние, но я думала, что они могут заставить его немного отступить. Не Данте Моретти. Вместо этого он ухмыляется и придвигается немного ближе, пока между нами не остается только полоска света. Затем он наклоняет голову, его рот так близко к моему уху, что его теплое дыхание скользит по моей коже и заставляет меня дрожать.

— Ты можешь ненавидеть меня, Кэт, но держу пари, если бы я запустил руку в твои трусики, ты была бы мокрой для меня, — рычит он, и звук резонирует по моему телу и направляется прямо к моей нуждающейся киске.

Ну и черт!