Я качаю головой, пытаясь смириться с тем, что мой лучший друг, по совместительству брат, разговаривал с девушкой, о которой я думал каждый день последние тринадцать дней, мучая себя из-за того, что ничего не слышал, не разговаривал с ней. — Я — нет. Я рад, что ты это делаешь. Она заслуживает знать, как у него дела.

— Она старается этого не делать, но пару раз срывалась и спрашивала о тебе.

— И что ты на это ответил?

— Что ты тонешь в жалости к себе и в данный момент не придерживаешься режима питания и сна.

Я бросаю на него невозмутимый взгляд.

— Я говорю ей, что ты тоже по ней скучаешь, — признается он. — Не стреляй в посыльного.

— Нет, все в порядке. Она должна это знать.

Исайя колеблется, но по сохраняющемуся напряжению в машине я могу сказать, что он хочет сказать еще что-то.

— Что — то еще? — подсказываю я.

— Все беспокоятся о тебе, Кай. Команда, твои друзья.

— Со мной все будет в порядке. Не беспокойся обо мне. Это не твоя ответственность.

Он невесело усмехается. — Так это тоже твоя ответственность? Ты позаботишься об этом, как всегда? Как насчет того, чтобы перестать быть таким гребаным мучеником и попросить о помощи, а?

Его голос повышается от разочарования, и мои широко раскрытые глаза снова устремляются на него, только на этот раз от удивления.

— Вау. Что с тобой, чувак?

— Я расстроен. Тобой и собой за то, что не понял этого раньше. Ты провел все свои подростковые годы, подрабатывая случайными заработками, чтобы прокормить меня, и никогда не просил меня найти себе работу, чтобы помочь тебе. Ты придумал, как помочь мне закончить среднюю школу и поступить в колледж без единого пенни за душой, оставаясь поближе к дому, чтобы я мог жить с тобой. Потом, когда жизнь подкидывает тебе новые обязанности, — он указывает на моего улыбающегося сына на заднем сиденье, — которого да, мы любим и за которого так благодарны, ты все равно не можешь попросить меня о помощи.

— Я просто… — я качаю головой. — Я не хотел, чтобы ты был обременен всем этим. Я просто хотел, чтобы мой младший брат был счастлив.

— А как насчет тебя? Почему ты не можешь быть счастлив? Почему ты не попросил меня помочь с Максом в это межсезонье, чтобы ты мог провести время с Миллером?

— Потому что…

Ну, я не совсем уверен, почему я этого не сделал.

— Боже, вы оба чертовски раздражаете своей постоянной необходимостью делать все для других.

— О чем ты говоришь?

— Ты и Миллер, вы оба совершаете поступки из чувства вины, и это раздражает. Ты, потому что ты не хотел, чтобы я почувствовал последствия смерти мамы и ухода папы. И Миллер, потому что она пытается сделать все эти важные вещи, чтобы компенсировать это перед Монти.

— Она тебе это рассказала? Об их отношениях?

— Нет, этот парень из персонала Атланты заходил к ней на День семьи пару недель назад. Это было странно, как будто он злился все эти годы спустя, потому что Монти уволился, и он вроде как винил в этом ее. Клянусь, Кай, какая-то часть ее сомневалась, стоит ли уходить на следующий день. Я видел это, но думаю, тот разговор укрепил ее в решении вернуться к работе.

И вот так расцветает жалкий огонек надежды.

— И еще, — продолжает он. — Я немного ворчлив, потому что у меня не было секса почти два месяца. Я полностью понимаю, почему ты раньше был таким сварливым мудаком. Стать другим человеком — охуенный отстой.

Я издаю смешок, напряжение спадает, пока мой взгляд не падает на заднее сиденье, где сидит Макс.

— Ты действительно поможешь мне с ним в межсезонье, чтобы я мог выбрать время для встречи с Миллером?

Он усмехается с улыбкой. — Конечно, Кай. Я бы сделал для тебя все. Ты мой брат.

— Давай просто… — Я качаю головой, во мне больше надежды, чем я чувствовал за последние две недели. — Давай просто переживем этот сезон, а с остальным разберемся позже.

— Договорились.