Я улыбаюсь, все острые зубы и плохие намерения. — Есть одна вещь, которую ты не учел, придурок. Люди, которые готовы умереть, непредсказуемы.

Его глаза расширяются, когда я хватаю его за голову, а затем бью затылком о землю. Я теряю подвижность, мое тело превращается в лед от потери крови, но я убью этого ублюдка.

Я бью Энтони по голове снова и снова, пока затылок не сминается, а изо рта не льется кровь.

Отсутствие звука возвращает меня к Мисти.

У меня болезненно скрутило живот, когда я бросился к ней.

Она холодная. Так холодно.

— Я здесь. Я, черт возьми, здесь. Проснись, детка. Пожалуйста, детка, проснись. — Ее голова откидывается в сторону, она совсем слабая. — Мне так чертовски жаль.

Я всхлипываю, сильно встряхивая ее. — Не оставляй меня.

Я пытаюсь снова, но руки не слушаются, тело предает меня. Я падаю рядом с ней, глядя на ее лавандовые волосы, залитые кровью.

До меня доносятся голоса братьев, которые зовут на помощь, давят на мои раны. Слишком поздно. Слишком поздно. Я не хочу, чтобы меня спасали.

Я заставляю себя пошевелиться и провожу рукой по щеке Мисти. — Не волнуйся, маленькая нимфа. Я приду, чтобы найти тебя. Даже смерть не сможет остановить меня.

Глава 55

Деймон

Яркий свет светит мне в один глаз, потом в другой. — Позвоните в операционную и скажите, что к нам поступает пациенты.

Я словно нахожусь в десяти футах под водой, пытаясь прислушаться. — У него кровотечение!

Начинают срабатывать сигналы тревоги, громкие гудки пронзают поверхность моего тумана. Женщина прижимается к моей груди, под ее рукой вспыхивает боль.

— Оставайтесь с нами. — Боль исчезает, сменяясь таким холодным льдом, что я полностью немею. — Черт! Он истекает кровью. Мы его теряем.

Лавандовые волосы и прозрачные зеленые глаза — последнее, что я вижу, прежде чем чернота затягивает меня под себя.

Приглушенные голоса проникают внутрь и тянут меня к ним.

— Мы чуть не потеряли его. — Матиас.

— Он будет в бешенстве, когда проснется. — Ксандер.

Вклинивается голос, который я не узнаю. — Ты не можешь быть здесь.

Шум стихает, и меня засасывает в туман.

— Как мы ему скажем? — говорит Маттиас, и я с трудом поднимаюсь на поверхность. Он говорит обо мне?

— Там было так много крови.

Себастьян.

— Мисти…

Другой голос, который я не узнаю — он затихает в конце, и я отчаянно тянусь к сознанию. Я хватаюсь за веревку, висящую передо мной, и тащу себя вверх. Мне нужно знать, что он скажет дальше.

Ясные зеленые глаза, рыжие волосы. Это неправильно… ее волосы фиолетовые. В памяти всплывает воспоминание о том, как я держал ее на руках. Кровь на моих руках, на ее губах, пропитала рубашку.

Я обещал ей, что буду беречь ее. Обещал, что останусь с ней.

Я перестаю бороться, приветствуя темноту. Я иду, Мисти.

Вокруг меня раздаются гудки машин, кто-то направляет других, но я отпускаю веревку, за которую держусь, и падаю.

Свет проникает сквозь веки, а горло обжигает.

— Воды, — дышу я едва слышным шепотом. Все болит. Я открываю глаза, но застываю на месте. Руки слишком тяжелые, чтобы их поднять.

— Если ты еще хоть раз, блять, сделаешь это со мной, — кулак Матиаса впивается в мою рубашку.

Я моргаю, пытаясь осознать происходящее. Я не должен быть здесь. Где я должен быть?

Осознание настигает меня, принося ясность, и боль от того, что я живу без нее, оказывается сильнее пулевых ранений. — Засранец. Почему ты не дал мне умереть?

— Дать тебе сдохнуть? Позволить. Тебе. Сдохнуть!

Он отступает на шаг назад и проводит ладонями по лицу, а затем сгребает их в охапку, потянув за концы. — Как ты можешь спрашивать об этом?

— Я должен быть с ней. Отпусти меня.

Мой голос трещит на полуслове, в нем больше мольбы, чем утверждения.