Люба была окружена темнотой, теплотой и мягкостью. Лежала на спине, согнув ноги в коленях, и чувствовала плавное движение внутри себя.

Ничего из калейдоскопа увиденных ею сцен страсти, реальных: при активном участии родни (бр-р-р), лобызающихся в автобусах и на остановках подростков, засовывающих в друг друга по гланды языки, обжимающихся между парами студентов и уединяющихся в кабинке туалета посетителей клуба, и срежиссированных в кино — никогда не вызывало в её теле отклика.

А то, в чём она непосредственно участвовала, породило только непонимание, ведь расширять и углублять свой сексуальный опыт Любе не хотелось.

Благодаря громким родственникам, она точно знала, что в конце всем должно быть хорошо, но для себя решила, что овчинка выделки не стоит. Какое-то полумифическое удовольствие от оргазма несёт за собой слишком много последствий, начиная от неудобства и стыда за себя при мысли, что являясь по крови Кошкиной, войдёшь в раж и привлечёшь ненужное внимание к интимному действу, и заканчивая разбитым сердцем или растоптанным чувством собственного достоинства (кому что ближе).

Но этот сон что-то изменил.

Короче, девочка созрела, гормоны взыграли, тело проснулось, и женская суть потребовала мужчину.

А всё из-за добренького Стаса и наглого Стасика.

Для начала Любовь Кошкина попыталась не замечать возникшей проблемы, понадеявшись, что всё само собой рассосётся. Разве не так поступают все разумные человеки, столкнувшись с чем-то малоприятным, но не слишком мешающим, чтобы немедленно закатывать рукава и браться за работу?

Люба ухаживала за собой, проводя время в ванной ровно столько, сколько и раньше, не устраивая подозрительно долгие заплывы, ходила на работу, занималась домашними делами и, обедая в воскресенье у родителей, не пожаловалась им на братца-кролика. Хотя они бы встали на её сторону, и не потому что с возрастом их пыл поутих, и они подзабыли какого это. Тут бы за Любу сыграли испытываемые страшим поколением расположение и уважение по отношению к её мужу.

Да-да, Стас Дубравин и Кошкины питали взаимную симпатию.

Но вернёмся к последствиям сна.

Люба не боролась с желанием наброситься на каждого мужчину, кинувшего на неё заинтересованный взгляд.

Сглатывая слюну, не следила за мужем голодными глазами и не строила хитроумных планов по тому, как бы кого-нибудь оседлать.

Просто стала дольше рассматривать своё отражение в зеркале. В голом виде, выходя из душа, и в одетом, с недавних пор начав представлять, какое впечатление её внешний вид производит на окружающих. Причём обоих полов. Ведь только либо глупая, либо совсем затюканная и потерявшая ко всему интерес женщина не заметит красоты и сексуальности возможной конкурентки за мужское внимание.

Также жена Стаса Дубравина начала обращать внимание на запахи. Не принюхивалась к каждому мимо проходящему, но отмечала приятный аромат туалетной воды или естественный запах, не перебитый сигаретами или вонью от несвежей одежды. Делалось это невольно, и никаких шагов к тому, чтобы продолжить находиться рядом с обладателями приятных для обоняния ароматов, не следовало.

А ещё, лёжа в постели, Люба помимо перечня дел на следующий день стала гадать, каким бы мог быть этот невидимый любовник из сна.

Чисто для интереса. В конце концов, чем ещё может заниматься по ночам приличная замужняя женщина?

Проблема и бездействие

Ощущения от сна подзабылись, иначе и быть не могло. Но мысль о том, какого было бы ощутить что-то такое наяву, засела в голове.

Люба могла бы пожаловаться на засевшие в голове мысли о сексе сестре или маме, ведь Кошкины славились своей необузданной тягой к физической любви. Но чем бы они ей помогли?