Солнечный свет проникает сквозь щели в жалюзи, тепло наполняет меня до кончиков пальцев ног и струится по позвоночнику. Когда я набираюсь смелости и открываю глаза, моя голова словно раздавлена промышленным автомобильным компактором, а во рту сухо, как на наждачной бумаге.

Я застонала и зашевелилась на своих простынях.

Неужели мне привиделось прошлой ночью? Может, у меня галлюцинации? Думаю, это не имеет значения, потому что я так и не узнала номер Хейза — если он был реальным человеком.

Я перехожу в сидячее положение, вытирая засохшую слюну в уголке рта. Тянусь к телефону и разглядываю огромные цифры одиннадцать на главном экране.

Я действительно не хочу вставать с постели. Хочу впасть в спячку, как это делают медведи зимой, и проспать несколько дней. Медведи не испытывают чувства неадекватности и безнадежности — по крайней мере, я так думаю.

Но благодаря воде, которую я пила прошлой ночью, и моему биологически крошечному мочевому пузырю мне так или иначе придется встать с кровати.

Я ковыляю по коридору в ванную, едва не споткнувшись о свернувшийся клубок пуха в центре пола.

Кранчвап смотрит на меня, шипит, а затем выбегает из комнаты. Маленькая дрянь.

Я нахожусь в ванной дольше, чем мне хотелось бы, в основном потому, что чуть не засыпаю на унитазе. Как только я выхожу в коридор, пьянящий аромат кленового бекона врывается в мои ноздри, заставляя рот зашипеть.

Почему я чувствую запах бекона?

Зайдя за угол, я с приятным удивлением обнаруживаю белокурого гиганта, сгорбившегося над моей плитой и напевающего себе под нос. Невозможно отрицать, чья это спина. Хейз находится на моей кухне и готовит мне завтрак. Неужели я попала в какую-то параллельную вселенную? Этого не может быть.

Он сбросил полотенце и переоделся в чистую одежду, и теперь, когда освещение более чем приятное, я могу оценить, как ткань облегает каждый его мускул. Я наблюдаю с полуприкрытыми глазами, как он тянется вверх, чтобы взять что-то со шкафа, отчего подол его футболки поднимается, обнажая пресс. Слабый манящий след, исчезающий под поясом его брюк, притягивает меня.

Господи, дай мне сил. Заставь меня думать о чем-нибудь еще, кроме как о том, чтобы скакать на Хейзе так, будто это Кентуккийское дерби.

— Хейз? — произношу я, едва его имя слетает с моих губ.

Хейз заканчивает выкладывать на тарелку последнюю порцию шипящего бекона, и все его лицо озаряется, когда его взгляд падает на меня и смягчается.

— Ты проснулась, — щебечет он, нагружая руки многочисленными тарелками с завтраком.

Он приготовил не только бекон, но и стопку блинчиков с шоколадной крошкой, миску фруктового салата и яичницу.

Смятение когтями впивается мне в грудь.

— Не помню, чтобы у меня в доме было столько еды, — комментирую я, и между моими бровями образуется небольшая складка.

— Не было. Я сходил за продуктами.

— Ты сходил за продуктами?

Он кивает головой.

— У меня была изрядная доля тяжелого похмелья, и мне показалось, что тебе не помешало бы немного взбодриться.

— Тебе не нужно было ничего для меня делать, — настаиваю я, качая головой.

Хейз одаривает меня обезоруживающей ухмылкой, которая порождает внутри меня огненную бурю. В моем сердце зарождается тепло, которое поддерживает неясное кровообращение в венах.

— Я хотел.

Его слова так просты, так прямолинейны, но это самое прекрасное провозглашение, которое я когда-либо слышала.

Скажи спасибо, Айрис.

Мои щеки вспыхивают, и я с трудом пытаюсь втянуть в себя хоть один атом кислорода.

— Я…

Должно быть, он уловил мое беспокойство, потому что берет инициативу в свои руки.

— Как ты себя чувствуешь? Думаешь, сможешь перекусить?

Я открываю рот, чтобы ответить ему, но вместо этого мой желудок издает оглушительное рычание.

Его мускулистый живот сотрясается от искреннего хихиканья.