Я села на пенёк возле дуба, положив голову на раскрытые ладони, и подняв в небо глаза, вздохнула…

По небу плывут белые пушистые облака, превращаясь в движении в замысловатые фигурки зверей.

Вон облако похожее на слона медленно теряет очертания и превращается в кролика.

Ветер разгоняет на синем небе белую вату облаков, и вот, уже и от кролика нет и следа.

Я посмотрела на тёмно-коричневый ствол дуба с извилистыми впадинками, на котором копошились муравьи, спеша по своим муравьиным делам.

У меня тоже дел полно, но всё делается по инерции, мысли полностью погружены в чувства, и думаю только о Роберте, о нём одном.

— Дуб, что мне делать? Я не могу не думать о Роберте. Знаешь, ведь он спас мне жизнь.

Мне нужно обязательно его найти, иначе мне нет покоя.

И пусть я узнаю, что он не свободен, и что даже совсем не помнит меня, — это будет холодным душем, который поставит на место мои мозги и охладит пыл разгорячённого сердца.

— Что ты сказал? Забыть его?

Нет, дуб, я не могу это сделать. Тогда научи, как забыть?

Не знаешь как? Вот и я не знаю.

Возвращаться домой так не хочется. Но завтра важный день, первый раз в этом году пойду на пляж продавать свои картины. Ещё и выспаться надо.

Утро наступило быстро, потому что уснуть так и не удалось. Быстро выпив чашку растворимого кофе с молоком, собрала вещи, укутала картины в пакеты и выдвинулась на набережную.

Идти было не так далеко, но вещи всё равно казались тяжёлыми. Я старалась идти быстрее, чтобы лишний раз не нарваться на знакомых и соседей. Да что я боюсь, будто их украла? Это тоже труд, пусть попробуют сами нарисуют хоть что-нибудь.

На пляже стояли палатки, продававшие всякие безделушки, типа магнитиков и сувениров. Слева стояла женщина, торговавшая солнцезащитными очками. Справа бабулька продавала плетёные соломенные шляпки, громко зазывая клиентов.

Встану-ка я рядом с ней, так громко кричит, может и меня заметят?

Я расположилась, выставив напоказ имеющиеся семь законченных картин, села на маленький, раскладной стульчик и стала ждать, что народ заинтересуется и купит что-нибудь.

Шляпы продавались на ура, мои картины не привлекали почти никого.

Некоторые спрашивали цену, другие просто разглядывали, будто на выставке, но никто не покупал.

По пляжу бегали черномазые мальчишки, выманивая у прохожих денежку на мороженое. Уж не знаю, что они потом покупали на выклянченные деньги, но улов был у них неплохой.

Жалостливых людей попадалось больше, чем тех, кто отмахивался от цыганят, как от назойливых мух.

Взрослые цыганки приставали к незамужним девушкам, чтобы погадать на суженого. Как интересно они догадывались, что девушка не замужем? — Видимо чутьё.

Потому что те ни разу не ошиблись с выбором. Девушки охотно золотили цыганкам ручки, попадая под действие гипноза профессионалок, а некоторые даже сами просили погадать.

— Девушка, дай погадаю на судьбу? Ой, вижу, что влюблена ты в парня, — подскачила ко мне одна из цыганок, шелестя по песку подолом своих разноцветных юбок.

Наклонив голову ко мне, прошептала прямо в ухо:

— Не люби его, ох настрадаешься с ним.

Много боли принесёт этот парень, глаза от слёз не будешь успевать вытирать.

— Не нужно мне гадать! Я не верю в гадания! Иди ищи клиенток в другом месте! — прокричала я.

— Позолоти ручку, дай хоть сто рублей за правду. Моё гадание правдивое. Всё расскажу.

— Отвали! Надоела! И денег у меня нет.

— Ну и зря, — покачивала головой цыганка.

— Говорю же, убирайся!

Цыганка молча удалилась в поисках новой жертвы, а я смотрела ей в след, багровея от злости.

Так прошла неделя. За неделю не продалось ни одной картины.

Много времени стоять я не могла: домашние дела и уход за мамой никто не отменял.

Вот и рабочий день пятницы подходил к обеду. Пора сворачиваться и идти домой.