Виринея легла в могилу, но не унесла с собой страх. Четыре призрака стояли на краю ямы, смотрели, как земля сходится над головой могущественной и самой главной вилисы и замирали от ужаса. В какой-то момент им показалось, что с ней, с Виринеей, уйдет все. Надежды, планы, танцы, музыка, солнце, вся их жизнь, они сами. Земля успокоилась. Очнулись и они. С кладбища они удирали, словно ошпаренные кошки. Словно можно зацепиться подолом за ветку, поскользнуться и грохнуться в свою могилу. Будто Виринея встрепенется и затащит с собой. Повилика засмеялась.

Девушка ушла под воду, ощущая, как горячая вода обхватывает каждый миллиметр ее тела, окутывает, согревает. Под водой открыла глаза. Приоткрыла губы, выпустив на поверхность несколько пузырьков.

Завтра. Все решится завтра. Она чувствовала нетерпение и беспокойство подруг. Как же будоражит борьба за власть. Но решать не им. Власть будет дана проведением. Высшими силами. И Повилика почти наверняка знала кому.

Глава 46

Сержант на КПП вскинул одну бровь и хмыкнул.

– Ваша группа в боях, что ли участвует? Раненые подтягиваются?

Лекс только сейчас осознал, как он выглядит. Но на переодевания у него не было ни сил, ни времени. Мокрый насквозь, в хлюпающих кроссовках, разодранной футболке, в глине и крови. Тряпка, перевязывающая плечо, намокла и пропиталась кровью.

Впрочем, группа Егора Константиновича Хромова оказалась ему под стать. Ромик по-детски шипел и визжал, сидя на столе голый по пояс. Вероника поливала его из флакончика перекисью водорода и заклеивала пластырем. Глубокие царапины на груди и на лице. Синяк на виске раздулся, переливался фиолетовым и наверняка сползет под глаз.

– Лучше бы тебе, конечно, к врачу, – советовала Вероника. – Я так себе медсестра, и рука у меня тяжелая.

Приблизительно так же выглядел Егерь. Но на нем еще зияло множество мелких колотых ран. Он пил коньяк прямо из бутылки. Свирепый взгляд отбивал желание перевязывать его раны.

– По тебе что, танк ездил? – он едва окинул друга тяжелым взглядом. Дождь размыл кровь и грязь у него по одежде, но по розовым пятнам однозначно угадывалось, что это не кетчуп.

– Если бы только один, – честно признался Лекс. – Кто вас так?

Егерь выдохнул воздух, звук сильно походил на рык.

– Лиза Долгополова, – хихикнула Вероника. – Арестовывали они ее.

Лекс вскинул брови.

– Их отделала девчонка? Одна? Двоих?

– Четверых, – Вероника не могла сдержать ехидной улыбки. Она явно радовалась за Лизу. – Двое в больнице. Она зеркало на них уронила.

– Угу, – теперь было понятно откуда мелкие колотые раны у Егеря.

– Пятерых. Строго говоря, уделала она пятерых. Просто повезло только четверым, – Егерь положил перед Лексом фото толстого мужика, навзничь разлёгшегося в кресле. На мертвом лице застыло счастливое выражение.

– Отец, – Егерь предугадал вопрос друга. – Она убила отца. И сбежала.

– Завтра соревнование по полдэнсу, она не пропустит, – Лекс рассматривал фото. В голове звучал голос Повилики. «…Каждую из нас погубил мужчина, своей ложью, предательством, жестокостью, лицемерием…»

– В студии танцев чисто. Ничего. Ни одного отпечатка наманикюренного нежного пальчика, – глухо сообщил уже пьяный Егерь.

Лекс подумал, что пальчики у пилонисток отнюдь не нежные. Впрочем, жесткая грубая кожа, мозоли и потертости их не портили. Наоборот, ласк, объятий, прикосновений, желалось еще больше. И синяки их украшали. Мысли о Повилике он отогнал от себя, хоть и не без труда. Один ее образ перед глазами, и в душе сразу теплело, по лицу ползла улыбка, а в брюках становилось тесно.