Отец мой был первый чиновник в повете,

Всесильный, вельможный, богатый.

При жизни он справить хотел мою свадьбу:

К богатой, красивой невесте

Поклонников много съезжалось в усадьбу,

И я привыкала к их лести.

Вниманием их я надменно кичилась.

Толпа их под музыку бала

За мною, как шлейф по пятам, волочилась,

Но всеми я пренебрегала.

Приехал и Юзек; двадцатое лето

Встречал он, правдивый и скромный,

Не требовал он на признанья ответа

Вздыхал лишь, застенчивый, томный.

Напрасно вздыхал он и таял всечасно:

Влекло меня к странным утехам,

Меня забавлял лишь страдалец несчастный,

Ему отвечала я смехом.

«Уйду!» – говорил он. «Ступай себе с богом!»

Ушел он со вздохом влюбленным;

Погиб от любви, – на прибрежье отлогом

Лежит он под кровом зеленым.

С тех пор стала жизнь для Марыли постылой,

Раскаялась я, только поздно;

Того, кто навеки взят темной могилой,

Вернуть ли мольбою мне слезной!

Однажды, когда забавлялась я дома,

Раздался вдруг грохот ужасный

И Юзек явился, средь свиста и грома,

Как признак пылающий, красный.

Схватил и унес и в удушливом дыме

В чистилище бросил, в потоки.

Средь скрежета, стонов, словами такими

Он вынес мне суд свой жестокий:

«Ты знала, что бог сотворил из мужчины

Жену как венец мирозданья.

Чтоб в жизни тяжелой смягчала кручину,

Для радости, не для страданья.

А сердце твое из куска ледяного,

Никто, преклонясь пред тобою,

Не выпросил с губ твоих нежного слова

Признаньем, слезами, мольбою.

В чистилище долгие годы за это,

Терзать тебя будут здесь, злую,

Покуда мужчина живой с того света

Тебе не промолвит: люблю я!

То слово вымаливал Юзек твой бедный,

Лил горькие слезы, несчастный;

Пусть молит о том же и призрак твой бледный,

Терзаемый мукой ужасной!»

Сказал, и схватили меня злые духи

И вот – уже скоро год сотый

Днем мучат, а ночью скитаюсь я глухо

По зарослям топким болота;

Близ церкви у Юзя сижу на могиле,

И долу и выси чужая,

Пугаю прохожих, чтоб ночью спешили,

Подальше тот мост объезжая.

Болотом веду или темною чащей

Иль порчей коня погублю я;

И каждый клянет меня руганью мстящей,

Ты первый сказал мне: люблю я!

За это с грядущего занавес мрака

Сниму я, как тучу ненастья:

Ты встретишь Марылю, полюбишь, однако…»

Запел тут петух на несчастье.

Кивнула мне радостно, словно воскресла,

И, облачком утренним тая,

Она на глазах моих тихо исчезла

Над речкой, как мгла золотая.

Смотрю: воз исправен, стоит, где посуше,

Пропали все страхи ночные;

Прошу всех: три раза за грешную душу

Прочесть «Пресвятая Мария».

[1819]

ПАНИ ТВАРДОВСКАЯ

Баллада

Курят люльки, пьют, хохочут,

Дым столбом, корчма вверх дном,

Свищут в пляске и топочут – Стены ходят ходуном.

Сам Твардовский в этом хоре

Восседает, как паша,

По колено пану море:

«Гей, душа! Гуляй, душа!»

Видит пан вояку-хвата,

Что бахвалиться привык,

Свистнул саблей – нет солдата,

Зайцем стал он в тот же миг.

Пан судье из трибунала

Сунул золото под нос,

Лишь раздался звон металла,

Нет судьи – пред вами пес.

Пан сапожника-пьянчужку

Щелкнул по носу – и вот

Изо лба бедняги в кружку

Водка гданьская течет.

Пан хлебнул, но что за чудо!

Кто там возится на дне?..

Черт?.. «Здорово, кум! Откуда?

С чем пожаловал ко мне?»

В кружке чертик из прожженных,

Истый немец с ноготок,

Изогнулся весь в поклонах,

Шляпу снял и на пол – скок.