А если это любовь - Alexandrine Younger

Космос звонил два раза. Пчёла приглашал сестру к телефону, но Лиза закашливалась, и, утыкаясь в подушку, прогоняла брата из комнаты. Закрывая двери, беспрерывно полоскала себя тем, что не хочет видеть Холмогорова. Раз ему так важно было обидеть её, упрекнув в том, что в Ленинграде она чужая, Лиза примет это к сведению. И не будет помышлять, что даже при всегда радушной Ёлке станет скучать по Москве, родственникам, Валере, Сашке и… Косу!

Но, очевидно, не как по другу. Потому что всякие узы разорвутся, когда она ступит за порог Ленинградского вокзала. Лиза будет опустошена, но и с таким диагнозом люди живут долго, механически со всем справляются.

Может, не стоит идти на такие жертвы? Москва, Ленинград, поезда, переезды…

Опять мысли! Так нельзя…

— Перемен… Мы ждём перемен! — прохрипел магнитофон в комнате через стенку, и Лиза медленно прошлепала в комнату брата, чтобы дать ему волшебный пинок и заставить привести кухню в божеский вид.

Пчёла делал вид, что куда-то собирался, но на деле пытался бороться с приступами оглушительного зёва и приливами бесконечной зимней лени. Цой в динамиках нисколько его не бодрил, а вид Лизки, возникшей в комнате, как чудо в перьях, заставил только глупо усмехнуться, проговорив вместо приветствия односложное и нецензурное:

— Бля-я-я-я…

— И тебе тоже доброе утро, братец, — Лиза плюхнулась на разобранную кровать Вити, указывая ему в сторону двери, — но минутка доброты закончена, иди драить кухню!

— Сегодня твоя очередь, кисляк, — Пчёла потрепал сестру за щёку, чтобы она оживилась, и не ходила по дому так, будто она брошенное приведение, — чего опять?

— Да так… — Лиза потянулась, и следующим же жестом обхватила плечи брата руками, пряча нос в его ключице, — ничего, Вить. Просто болеть устала. Болтаюсь, как забытая клизма. Скучно!

— Хорош заливать-то, — такого Пчёлкина точно никто не видел. Когда он баюкал сестру на руках, словно ей лет пять, и она боится бабайки, — я ж вижу, что заболеть — это так, типа предлога.

— Сорока по имени Космос донесла?

— Я вообще-то дома был, когда ты его к херам отправила.

— Книжку грустную в библиотеке прочитала, поэтому настроение было хреновое.

— Не знал, что у Коса в тачке такое есть! Понимаю! Разосрались, с кем не бывает?

— А не надо было так срезать…

— Он прав как бы. Никто бы тебе больше этого вслух сказать не решался.

— Витя, мне тяжело с ним ссориться, но я… не знаю, как объяснить происходящее! Просто сказала, что уеду учиться, жить буду у тётки, а он всё про то, что меня там съедят…

— Но ты ж поссорилась, а он огреб. Типичный Кос! Годы идут, а он, блять, на рожон лезет…

— Разберемся сами! Не дрейфь, я его бить не буду.

— Давайте быстрее, а то ходит, бля, по Рижскому, рассеянный с улицы Бассейной! Бортанула его, молодец! Сурово…

— Мне от этого не легче, — отрываясь от брата, Лиза прислоняет спину к панельной стене, обклеенной простенькими обоями. Ей не по себе, но уже не от простуды. Она уже несколько дней не видела Космоса, и представляет, что он может о ней думать. Ей ужасно хотелось к нему!

— Совет бесплатный, — Витя положил голову на колени сестры, беря её ладошки в свои большую пятерню. — У тёть Тани тоже такие были. Помню…

— Мне все говорят, что я на нее похожа, — в самые странные моменты своей жизни, Лиза часто задавалась вопросом: а как бы мама поступила? Компромиссов следователь по особо важным делам не терпела, и если что-то и хотела, то шла к своей цели напрямую. — Отвлеклись, братец! Чего ты там сказать хотел? Совет для утопающих?

— Вы же умные детишки, знаете, какой жизнью жить будете, — Пчёла иллюзий не пытал. — Не сближайтесь! Неизвестно, с какой стороны там клюнет. А у тебя все и так ладно скроено! Чего там Ёлка удумала? Институт, комсомол, ответственный комитет, а там дальше? Подыщет тебе дерьмократа какого-нибудь…