Пожар моего сердца - Соня Менделеева

Прошло мгновение, прежде чем Дима поднял голову, и Глеб увидел неподдельное беспокойство в глазах своего двоюродного брата. — Ну, во-первых, ты опоздал, а ты никогда не опаздываешь. А теперь, похоже, ты и двух минут не можешь прожить, не проверив свой телефон.

— Это ерунда. — Глеб убрал телефон обратно в карман.

— Это из-за анализов, которые ты сдавал перед боем? Что-то не так?

— Нет. Разочарование, которое он подавлял в себе годами, вырвалось на поверхность.

Глеба бесило, что первым, о чем подумал его двоюродный брат, были плохие результаты анализов. За последние пять лет все, кто был близок ему, пришли к выводу, что всякий раз, когда он был тихим, рассеянным или усталым, это автоматически было связано со здоровьем. Он не мог винить их, потому что они заботились о нем. Он понимал, что их беспокойство было продиктовано искренней любовью, но это все равно чертовски раздражало.

Он устал от того, что его личность ассоциировалась с болезнью. Это была глава его жизни, которую Глеб хотел оставить позади, но он знал, что с его стороны было наивно верить, что в ближайшем будущем это изменится.

— Тогда в чем же дело? — Дима настаивал.

Глебу хотелось сказать ему, что это не его дело, но он знал, что с Димой это не пройдет.

Когда Глеб прошел свой первый курс химиотерапии, Дима приостановил свою собственную жизнь и прилетел в Севастополь, чтобы быть с ним. Он пробыл там шесть недель; они с Геной поочередно ездили в больницу, чтобы побыть с ним и позаботиться о нем. Его двоюродный брат заслуживал большего, чем просто пренебрежительный ответ.

— Это просто… я не знаю, — вздохнул Глеб, не зная, как объяснить ситуацию. — Кажется, я кое-кого встретил.

На лбу Димы появилась морщинка, когда он приподнял брови. — Ты думаешь, что встретил кого-то?

— Я действительно кое с кем познакомился. Вот почему я опоздал. Глеб прочистил горло и провел руками по лицу. — Она ведет блог. Я давал интервью.

— Все прошло плохо? — Дима оперся локтями о рабочий стол и наклонился вперед.

— Нет. — Глеб покачал головой. — Интервью прошло прекрасно.

— Ты сказал, что думаешь, что встретил кого-то. — Дима продолжал настаивать.

Глеб вздохнул. — Да.

— Что это значит?

— Это значит, что я думаю, что встретил кое-кого, — повторил Глеб.

— Кого-то — например, того, кто тебе интересен?

— Да, — признался Глеб.

— Итак, в чем проблема? — Дима поднял руки. — Это ведь хорошо, правда? Глеб кивнул, хотя вовсе не был уверен, что это так.

Его не слишком восторженный ответ заставил исчезнуть все беспокойство, которое омрачало выражение лица его двоюродного брата. Это сменилось удивлением, когда Дима задал дополнительные вопросы. — Подожди. Она ведь не поддалась обаянию Глеба Мозалева, не так ли? Ты наконец встретил единственную женщину на планете, которая не хихикала и не краснела, когда ты смотрел на нее?

Определенно, кто-то краснел и хихикал, но Глеб оставил это при себе. — Все было не так.

— Ну, что-то явно пошло не так. Дима откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди.

— Я просто сказал кое-что, чего говорить не стоило.

Глеб осознал свою оплошность в ту же секунду, как это признание слетело с его губ.

— О, черт, это даже лучше, чем я думал. Что ты сказал?

И снова первым побуждением Глеба было сказать Диме, что это не его дело. Он открыл рот, чтобы сказать именно это, но, по-видимому, ему не хватало связки «мозг-рот», потому что вместо этого он закончил тем, что повторил свою неловкую речь.

— Я сказал ей, что она из тех красавиц, ради которых мужчины ведут войны и строят такие сооружения, как Тадж-Махал или Висячие сады Вавилона. От красоты которых кто-то мог бы опьянеть. Что она больше, чем просто красива, — что она сногсшибательна.