Перекрёсток - Анастасия Март

Я не помню, какой это по счёту побег. Очередной неудачный побег, потому что Гриша опять с легкостью отыскал меня, выдернул из той дыры, в которую я так отчаянно пыталась забиться, швырнул на заднее сидение машины, чтобы вернуть в мой персональный ад. Лерку он предусмотрительно увёз на другую квартиру — негоже дочери видеть, как любящий папуля избивает и насилует её собственную мать. Нет, в её глазах он должен оставаться образцово-показательным отцом, эдаким недостижимым идеалом.

Да только зря Гриша ставит знак равно между словами «маленький» и «глупенький».

Лерка уже тогда всё стала понимать. Осознавать, что именно представляет собой «любимый папуля». И, кажется, именно с того дня в её глазах начал мелькать тот самый животный страх при виде отца.

А в аду, ну то есть дома, уже всё подготовлено для очередной экзекуции. С лёгкостью Гриша заталкивает меня в свой кабинет и захлопывает дверь. Не на ключ. Эта мысль бьётся у меня в голове, как подскочивший у сердечника пульс, пока я неумело пытаюсь увернуться от очередной серии болезненных ударов. В какой-то момент благоверный берет тайм-аут — утомился. Для него ведь избиение жены это своеобразная кардио-тренировка, хоть в зал не ходи. Он пинает меня в рёбра, словно проверяет, в сознании ли я ещё или нет. А потом отходит на пару метров, кажется, чтобы налить себе выпить.

И в эту секунду я, игнорируя ноющую боль, резвым волчком вскакиваю на ноги и опрометью бросаюсь к двери. Тяну её на себя — она действительно открыта, и я уже вот-вот выберусь наружу, но… Мужская рука с силой хватает меня за тогда ещё длинные волосы и затаскивает обратно.

Гриша смеется. Его по-прежнему забавляют мои попытки сопротивления. Даже заводят, судя по откровенно похотливой ухмылке и масляному взгляду.

Он подходит ко мне не спеша. Садится на корточки, наблюдает, как я откашливаюсь и пытаюсь отдышаться. Заботливо убирает с моего лица светлые волнистые пряди, гладит по щеке… чтобы в ту же секунду больно схватить за шею одной рукой, а другой унизительно сжать мои губы.

— Когда же ты уже поймешь, принцесса? — с тихой яростью шепчет он мне прямо в лицо, а его дыхание мерзко обжигает кожу, как кислота. Пытаюсь отвернуться, но Гриша лишь сильнее сдавливает моё горло. — Когда же ты уже поймёшь, что принадлежишь мне? И будешь принадлежать до тех пор, пока мне это не надоест. И кстати, в твоих же интересах, чтобы этот момент наступил как можно позже.

Похлопав меня по щеке, Гриша обнажает идеально-ровные белые зубы.

— Ты всё поняла, принцесса? Вот и умница. А теперь покажи мне, как ты соскучилась. Всё-таки целых три дня не виделись!

Ещё один болезненный рывок за волосы — и я оказываюсь на огромном кожаном диване. А затем следует звук рвущейся ткани моего платья и грубый толчок в спину. Экзекуция продолжается, только теперь она принимает куда более извращенный характер, чем уже обыденные для меня избиения.

Близость с Гришей это не про удовольствие, не про ласку или нежность. Это про унижение. Издевательство. Демонстрацию силы. Про очередную его попытку сломать меня, разбить мою волю вдребезги, а осколки выбросить куда подальше…

Но наконец, адская карусель прошлого, останавливается, и я медленно возвращаюсь в реальность. В Москву. На продавленную кровать в ужасном хостеле. Но именно это место раз и на всегда становится для меня символом свободы, нормальной, независимой жизни.

Мерзкие воспоминания убираются прочь. Теперь всё будет по-другому.

Проверив Лерку (она всё так же мирно спит), я тоже ложусь на кровать и намереваюсь отправиться в царство Морфея. Да не тут-то было. Взбудораженное сегодняшними событиями воображение отказывается подчиняться зову разума и услужливо-издевательски генерирует непрошеные сравнения — несложно догадаться кого с кем.