Один долгий вечер - Татьяна Ростова

— Да, — медленно кивнула она, — тем более что может сделать Антон?

Взгляд у мужчины разом потух и сделался напряжённым.

— Может. Девчонка слабовата морально, она скоро сама откажется от Олега, стоит только хорошенько надавить или запугать.

Ирина сжала в кулак ладонь, которую держал Мирослав: — Неужели он опустился до такого? Он что-то уже сделал девочке?

— Её отчислят из ВУЗа за распространение и употребление наркотиков. Документы по этому поводу уже собираются. Меня он просил помочь со справками из лабораторий.

Женщина прикрыла глаза правой ладонью, на которой сверкнуло обручальное кольцо с крупным бриллиантом.

— Не делай этого, Мирослав. Я прошу тебя. А это не так часто происходит.

Он отвёл глаза, всё ещё держа ладонь жены друга. На его лице явно читалась борьба моральных установок, синие глаза потемнели.

— Хорошо, раз тебе так её жаль, но ты кое-что должна мне пообещать. Никогда не говорить об этом Антону и… поужинать со мной завтра в «Орландо Лацци».

Улыбка осветила её лицо, озорство блеснуло в глазах: — И об этом мне лучше не рассказывать Антону?

— Если ты хочешь, чтобы наша дружба сохранилась, а семьи существовали дальше.

Тая готовилась к последнему экзамену, когда приехала мама. Она давно никому не открывала просто так входную дверь, без предупредительного звонка по мобильному, и поэтому когда стали стучать в дверь квартиры, перестав звонить возле тамбура, девушка посмотрела в глазок.

На пороге стояла её размалёванная, постаревшая мать — Жанна Синёва. Тая мгновенно ощутила, как пол уходит из-под ног, горло неприятно сдавило. Девушка так давно не видела её, что первой мыслью было — не отпирать дверь. Но руки будто сами поднялись и повернули ключ.

— Ты что, оглохла, что ли? — это было вместо приветствия. Оттолкнув девушку в сторону, в коридор ввалилась грубо накрашенная, обесцвеченная женщина лет пятидесяти. На самом деле ей не было и сорока.

— Чё у тебя тут творится? Где отец? Ты его в психушку засадила? — продолжила женщина, стаскивая босоножки и откидывая от одутловатого лица тонкие сухие волосы.

— Он напал на меня с ножом, — тихо произнесла Тая, не поднимая головы от дешёвых серебристых босоножек матери.

— Довела, — укоризненно покачала головой женщина и прошла в комнату, плюхнув пыльную сумку на пороге. — Он говорил мне, что ты тут обворовывала его, хахаля завела. Да?

Тая, наконец, смогла поднять голову и тяжело вздохнула.

— Нет, неправда.

— Ну, да, так я тебе и поверила, — усмехнулась та. — Взрослая какая стала. Больше таблетки не глотала? Из-за несчастной любви. Отец говорил, что хахаль твой при деньгах. И где ты его взяла?

Тая удивилась, что дед общался со своей дочерью по телефону, она никогда не слышала их разговоров, да и не подозревала о них, потому что они якобы ненавидели друг друга. Теперь же вдруг выяснилась отеческая и дочерняя забота друг о друге.

Девушка ничего не сказала матери, наклонила голову набок и улыбнулась. В её глазах блеснул вызов, который раньше бы никогда не увидела Жанна. Та недоумённо моргнула и мгновенно поняла, что дочь не просто повзрослела — она изменилась.

— А — а, — протянула она, — понятно. Научилась давать и думаешь — он без ума от тебя?

— Он мой муж, не надо о нём так говорить, — спокойно сказала девушка и с тайным удовольствием увидела, как лицо Жанны стало вытягиваться.

— Муж??? — рассмеялась она. — И где он?

— Он учится за границей.

Мать издевательски хмыкнула: — Объелся груш.

Весь вечер мать вела себя так, будто была здесь на прошлой неделе и уезжала к подруге погостить.

Она ничего не говорила о том, надолго ли останется, но Тае показалось — навсегда. Она невольно вспомнила, как тоскливо ей жилось при дедушке, теперь ему на смену явилась мама.