— Видишь это, парень? — спросил Родриго, на секунду подняв лезвие, прежде чем прижать его плоской стороной к моей щеке.

Я должен был обосраться.

Должен был.

Но это было не так.

Потому что я принял четыре таблетки Перкоцет прямо перед тем, как выйти на улицу. Я был в каком-то уютном оцепенении. Я был чертовски непобедим.

И я знал, что как только все мои наркотики будут проданы, я смогу вернуться к Рэнсому и получить еще одну дозу — достаточно, чтобы продержаться до следующего утра. Я бы добавил пару бутылок Джонни (прим.перев.:«Джо́нни Уокер» — марка шотландского виски), чтобы продержаться до следующего раунда раздачи на следующий день.

Так что мой мозг не думал о ноже и связанной с ним опасности; он думал о следующей дозе — о той, которой будет достаточно, чтобы заставить меня повалиться на кровать, уставившись в потолок, когда приподнятое чувство пронесется по моему организму, забрав все проклятые воспоминания.

Это все, чего я хотел.

Я просто хотел быть чертовски пустым.

Потому что, если кайф пройдет, даже на минуту, все, что останется, это страдания и воспоминания, с которыми я боролся годами. Похороненные временем, когда они вернутся, они будут чертовски ранящими.

Так что моя миссия в жизни состояла в том, чтобы никогда не позволить им вернуться.

Я не почувствовал этого, когда он разрезал мою рубашку, порезав при этом грудь. Я даже не почувствовал этого, когда он взял и вырезал букву Д.

Я даже не почувствовал этого, когда он бросил меня обратно на землю, оставив меня смотреть в небо, на звезды, ничего, кроме желания более ясного неба, чтобы я мог на самом деле, блядь, видеть их, когда он подошел ко мне, взял нож, вонзил его и потянул вверх.

Крик был тем, что заставило меня почти мгновенно протрезветь. Моя голова повернулась, чтобы увидеть молодую девушку лет шестнадцати или семнадцати, стоящую там с огромными голубыми глазами, в ужасе при виде Родриго надо мной.

К счастью, она была не одна, и отец схватил ее и потащил за собой.

Но этого было достаточно, чтобы напугать Родриго, возможно, поняв, что ему не следует выносить свое грязное белье на публику, где мы и находились, в небольшом переулке между двумя жилыми домами, но достаточно близко к проходу, чтобы любой проходящий мог видеть.

Это было то, что спасло мне жизнь той ночью.

Родриго встал с угрозой моему боссу, и я выполз из этого переулка и сел в такси, желая поехать домой, но я потерял сознание от потери крови и проснулся позже в больничной палате, с зашитым боком и подключенный к капельницам.

Это был первый раз, когда мне предложили детоксикацию.

Это был также первый раз, когда я согласился, решив, что по мере того, как кайф спадал, если я был на столько под кайфом, что даже не думал, блядь, сопротивляться, что все должно измениться.

С этими словами меня отправили в местную клинику. Меня зарегистрировали, у меня забрали мобильный и бумажник. Затем меня затащили в комнату и обыскали с раздеванием, одна из самых унизительных вещей, которые я когда-либо испытывал. Затем я застрял в комнате с наркоманом, который дергался, как черт, двадцать четыре часа в сутки. Мне давали бесконечные заменители, больше, чем мне нужно, больше, чем кому-либо нужно. Я был под кайфом от гребаных заменителей наркотиков. Они дали мне определенное время для еды и сна, а также индивидуальную и групповую терапию.

Это было терпимо.

Заменители блокировали абстинентный синдром (при.перев.: Абстине́нтный синдро́м (от лат. abstinentia — воздержание), абстине́нтное состоя́ние; жарг. ло́мка, — группа симптомов различного сочетания и степени тяжести, возникающих при полном прекращении приёма психоактивного вещества либо снижении его дозы после неоднократного, обычно длительного и/или в высоких дозах, употребления).

Терапия заставила меня взглянуть в лицо некоторым вещам, которые я игнорировал.