Пташка - Ксения Скворцова

— Нет. Это я, — отрывисто проговорил Бьярки, торопливо опоясываясь и не встречая растерянного взгляда Званы, — это я дурак.

Он поднялся и, быстро поцеловав её в растрёпанную макушку пересохшими губами, вышел вон.

41. Рубашка.

Остаток лета Бьярки провёл на южном рубеже, где за этот год его усилиями были возведены укрепления, которые в Стародубе теперь именовали Засекой. Оттуда удобно было следить за степью, и в случае необходимости цепь мелких дозоров позволяла быстро доставить до столицы весть о поднимающейся опасности. Последний набег многому их научил.

Сарынам не очень-то нравилось новое соседство, и время от времени они ввязывались в стычки с залесцами, надеясь вытурить их со своих границ, но пока всё обходилось малой кровью.

Ивар хорошо понимал важность Засеки и всячески поощрял Бьярки и его людей, присылая им лучшие припасы и щедро награждая за опасную службу. Что же до самих побратимов, то, кажется, обоих устраивало разделявшее их отныне расстояние.

Трещина пролегла между ними с тех пор, как Гнеда появилась в Стародубе, но после холодной разлом превратился в пропасть. Мост всё ещё соединял два берега, но былой близости уже не могло существовать. И хотя во всём княжестве нельзя было сыскать человека, более преданного Ивару, чем Бьярки, что-то очень важное, связывавшее их раньше исчезло, и боярин знал, что возврата не будет.

Он приехал с началом осени и особенно остро ощутил то, каким чужим стал в городе. Люди здесь жили совсем иначе. Они не испытывали на своих шкурах ежедневного гнёта витавшей в самом степном воздухе опасности. Их кожа не была опалена суховеем и покусана злым южным солнцем. Тут даже пахло по-другому, и Бьярки поймал себя на том, что скучает по терпкому запаху трав и потрескавшейся земли.

По случаю их приезда Ивар созвал громкий пир, и Бьярки был удивлён, когда оказался усажен справа от князя, на своё старое место, которое, как боярин знал, во время его отсутствия занимал Судислав.

Не один кубок был поднят во славу молодого правителя, его храброй дружины и смелого отряда Бьярки и не одна песня спета, прежде чем Ивар разговорился с побратимом. Он подробно расспрашивал его о жизни на Засеке, о каждой заварушке с сарынами, о лошадях и засухе. Их разговор, поначалу натужный и спотыкающийся, всё больше напоминал беседу двух старых друзей, но лишь до того мига, пока Ивар не завёл речь о Звениславе.

— Когда же сговор? — беззаботно спросил князь, делая глоток из золочёного кубка.

— Как только вернётся отец, — нехотя ответил Бьярки.

Судимира ждали со дня на день. Он держал путь из страны свеннов, куда ездил сватать правителю Стародуба северную княжну. Впрочем, кажется, Ивар был совершенно равнодушен к собственной судьбе. Он уже успел удивить бояр своим выбором, которого не простила ему Добрава, но, судя по всему, принятое решение сняло камень с души князя. Свадьба для него была лишь досадной необходимостью, отвлекавшей от других, поистине значительных дел.

— Твой последний отъезд в степь был скорым. Больше похожим на побег, — задумчиво добавил Ивар, постукивая пальцами по оправе, в которой зеленел изумруд. — Мы даже толком не успели поговорить.

— О чём? — хрипло спросил Бьярки, подобравшись и нахмурившись.

— Ты так и не утолил моего любопытства, — усмехнулся Ивар. — Для чего же она тебя задержала?

Не было нужды пояснять, кого он имел в виду.

— Чтобы пожелать счастья, — сухо ответил Судимирович, не глядя на побратима.

Брови князя удивлённо взмыли.

— И только? — испытующе спросил он.

Бьярки поднял подозрительный взгляд на друга.

— И только.

— И что же, она и словом не обмолвилась о нашем с ней разговоре?

Бьярки лишь помотал головой и торопливо отхлебнул мёда. Ему хотелось уйти. Он жалел, что вообще пришёл сюда.