Враг женщин - Решад Гюнтекин (2009)

Вот об этом я думал, возвращаясь в одиночестве в лагерь. Наутро, вспоминая о своих мыслях и предположениях, я стал стыдиться и высмеивать самого себя.

«Хомонголос, ты замечтался ночью под звездами, — говорил я. — Ты опьянел от общества женщин и от ночного воздуха. Все, что ты напридумывал, не более чем нелепица. Какими небывалыми грезами ты окутал образ этой самолюбивой и смешной девицы? Но истина-то проста… Эта госпожа Сара хотела посмешить окружающих, притворившись, что заинтересована твоей персоной. Может быть, ей мало тех ухаживаний, которыми в избытке окружают ее все мужчины, попадающиеся на ее пути, и она захотела добавить к числу своих поклонников еще и эксцентричный экземпляр вроде тебя. Или же она стремится полностью свести с ума своих воздыхателей тем, что ради протеста против их чувственных порывов выбрала для себя подобное чудовище в качестве спутника. А может быть, у ее внимания к моей персоне есть и другой, еще более коварный подтекст. Возможно, она тем самым дает понять своим ухажерам, что царит над всеми ними на такой высоте, что для нее, как для птицы в полете, все они кажутся одинаковыми, и нет никакой разницы между первыми красавцами и тем же Хомонголосом. Да, правда, наверное, в этом. Будь проклята ночь, наводящая на людей бредовые идеи и фантазии! Да здравствует солнце! Оно не только освещает мир, но и делает человеческий рассудок здравомыслящим, проясняет все недоразумения».

Я стремился больше никогда не переступать порога этой усадьбы, не общаться с этими ненормальными девицами и, в особенности, никогда не встречаться больше с этой госпожой Сарой. Но воплотить это решение в жизнь оказалось не в моих силах.

Они очень настаивали. Происшествия и случайные события — все было против меня. Да что там скрывать! Мое сопротивление все больше слабело. Я стал часто видеться с Сарой.

Эта девушка проявляла ко мне явную симпатию, постоянно занималась мною. Почему? Хотя я то и дело напрягал свой ум, силясь понять это, мне это никак не удавалось.

Я обратил внимание на одну вещь. Мои мысли о Саре делились на дневные и ночные, причем они были совершенно противоположного свойства. Как будто во мне жили два разных человека в это время, и думали они тоже по-разному.

Днем я хладнокровно изучал эту девушку и находил, что в ней сочетаются, слегка прикрытые лоском положительности, желание показать себя лучше, чем она есть, и кокетство. Я сделал вывод, что она пустое и лишенное смысла существо.

К тому же мне и не было особой нужды составлять ей компанию. Я старался удалить из головы мысли о ней, как выбрасывают из комнаты ненужные вещи. Но ночью, когда все кругом темнеет, когда и природа и души людей находятся в каком-то оцепенении, ее образ будто бы снова приближался ко мне, нетвердой рукой стучал в мои двери, и ее опечаленное и мечтательное лицо вставало передо мной, как живое.

Ночь развеивает наши рациональные убеждения. В лунном свете и кусочек стекла, сверкающий поодаль, кажется драгоценным камнем. Падая на мрачную стену, этот свет словно бы разделяет ее надвое, открывая проход в какой-то иной, неведомый нам мир. Таково воздействие ночи на наше зрение. Но она с неменьшей силой влияет и на то, что недоступно нашим глазам, на наши собственные мысли и чувства.

Образ Сары, приносимый ночью в мои мечты, был совершенно иным, чем та легковесная, бездушная, не видящая смысла в своей жизни Сара, какой я представлял ее днем. Я стыдился самого себя за то, что посмел возвести клевету на это прекрасное творение природы.

— Хомонголос, — говорили приятели, — мы сегодня вечером идем в поместье! А ты, конечно же, нет?

— Верно, но вы на всякий случай оставьте еще одного человека, чтобы присматривал за лагерем. Может, я тоже пойду куда-нибудь погуляю. А может быть, и зайду туда, если мне взбредет на ум. Они ведь так настаивали, что отвертеться этим вечером не так просто…