Так и есть, Рикардо отправился подменять меня на сборе винограда, поспав всего три с половиной часа и найдя время, чтобы приготовить для меня завтрак. Да уж не влюбился ли он в меня? Хотя нет, скорее это я сам, побуждаемый одиночеством, испытывал к нему утробное, первобытное чувство.

Я был настолько в хорошем настроении, что не чувствовал даже головной боли. У меня не возникало ни малейшего желания вспоминать события прошедшего вечера, поскольку и вспоминать-то было особо не о чем, оставалось только констатировать мою полную неспособность жить в этом мире так, как живут остальные люди. Должно быть, это у меня наследственное, от папаши.

Я ел с аппетитом, любуясь видом из окна, практически тем же, что открывался из моей комнаты. Впечатление портил лишь грустный антураж из мебели начала 70-х, от нее отказалась бы даже Маризела. Я направился в свою комнату, чтобы забраться поскорее под душ, и по дороге наконец-то включил телефон. Меня ждало несколько сообщений:

— от моего отца, который интересовался, когда я вернусь в Милан;

— от моей матери, которая спрашивала, как это мне могло прийти в голову заказать костюм из фиолетового бархата;

— от моего брата, который называл меня козлом и просил перезвонить Стефану;

— от Аниты, которая ни о чем меня не просила.

Перед тем как вернуться в свою комнату, я решил все же спуститься к винному цеху и поздороваться с Витторией, тем более что корсары уже уехали. Возможно, она уже знала про все мои приключения и даже гораздо больше, чем я мог себе вообразить, поэтому была скупа на слова. Было видно, что она на меня сердита, а может, просто разочарована. Разумеется, она и помыслить не могла, что виновата во всем ее милая-кузина-кинь-палку.

— Хочешь попробовать, каким стал мерло, который ты собирал в первые дни? Ферментация закончилась, это можно уже называть вином…

— С утра пораньше, даже не знаю…

— Да тебе ж сегодня на работу не идти или я ошибаюсь?

— Нет, блин, пойду после обеда. Мне совестно, что Рикардо из-за меня должен так упираться… Вчера у меня был тяжелый вечер, мне было хреново, и ночь я провел неважно.

— Я тебя видела в «Виктории», тебя пришибло основательно!

— Ты меня видела и даже не поздоровалась?

— Знаешь что, милок, я к тебе подходила, а ты мне ответил, что знать меня не знаешь… Тебе крышу снесло по полной программе. Да я особо и не обиделась, мы там все были поддатые…

Я решил, что будет лучше с ней согласиться, зашлифовав слегка тему извинениями и пояснениями. Виттория налила мне первый бокал вина с нынешней вендемии, и я жадно вдохнул его аромат, ибо в бокале была масса воспоминаний. Разумеется, все случилось совсем-совсем недавно, но для меня это были уже воспоминания.

— Ну, Леон, что скажешь?

— Отдает слегка фруктами, лесной прогулкой, кофе… и еще у него легкий терпкий оттенок, но это даже неплохо.

— Вот как… это кислотность такая… что ж, вкус обозначился, значит, у этого вина есть все шансы, только надо как следует его выдержать.

— …

— Может, расскажешь мне, что вчера стряслось с моей двоюродной сестрой?

— …

— Не хочешь рассказывать? Тогда давай допивай и вали поскорее отсюда на виноградники, и чтобы вы там с ней помирились, понял? Если ты приглашаешь девушку, нельзя ссориться с ней в первый же вечер!

— Но она же злится.

— Такой парень, как ты, без труда погасит ее гнев. Я даже не сомневаюсь.

— Почему?

— Потому что ты неглупый. А умные люди всегда умеют добиваться прощения.

Я допил вино, поставил стакан на умывальник, вытер руки об джинсы и облапил Витторию.

Я ей нравился, это было написан на ее лице, она меня хотела. А если женщина зовет, Леон отвечает.