Ему моя влюбленность не понравилась. Чувства мои его злили, и он снова ушел. Вернулся лишь спустя время, уже тогда наши встречи стали редкими. Остались сухие уроки вроде тех, как вести себя с мужчиной и проверка домашнего задания.

Как хорошо научилась защищаться.

Насколько хороша атака.

Научилась ли держать в руках оружие?

Ровно ли держу, а прицел какой?

— Смотри сюда. Если мушка отклонится от середины прорези всего на 1 миллиметр, то пробоина окажется отклоненной от центра мишени на 23 с лишним миллиметра. Ты понимаешь, какой косяк ты можешь допустить?

Я тогда не поняла. Отвлеклась от урока, посмотрела на него и влюбилась еще больше. Он разозлился и ушел, к концу обучения со мной были другие люди. А он только наблюдал.

Монарх был жестким и красивым мужчиной. Я знала, что он любит другую. Знала, кто она. Ведь Монарх был известным человеком в том мире, в котором я только училась жить.

Он приходил, смотрел на мои результаты и исчезал. К другой. Когда он исчезал надолго, меня отпускало. Становилось легче. Он понял это и стал приходить еще реже.

За это время моя влюбленность превращалась в лед, который со временем перестал даже таять.

Мой лед ему понравился — девочка уже не казалась влюбленной дурочкой. На его жестокие насмешки я научилась огрызаться. С ним я научилась ненавидеть.

И тогда Монарх оценил меня по достоинству: сказал, что я готова, освободил убийцу моих родителей и отправил меня сюда.

В логово голодного зверя.

Чистой, нетронутой. Монарх даже не целовал меня ни разу. Я не привлекала его как женщина, ничуть.

А я почти его возненавидела. За свои несбывшиеся мечты.

Монарх будто смеялся надо мной:

— Запомни раз и навсегда, Жасмин: он тебя не вспомнит. Знаешь, скольких таких, как ты он поимел?

Я не знала, но догадывалась. И ненавидела Давида еще больше.

Выстрел. Еще один. И еще.

Я целилась в мишень — от нее мало что осталось. Надо отдать должное, меня научили владеть оружием.

— Помни, что он мог спасти твою мать, — донеслось сзади.

Выстрел. Прямо в цель.

— Но не сделал этого. Твоя мать мертва по его вине.

Еще одна горячая пуля разрезает пространство. Я все помню! Все!

Я помню все, а как бы хотелось — забыть.

— Ты не знаешь, кто пустил пулю в твоего отца. И я не знаю. Но это мог быть Басманов.

Мог быть. Давид покалечил мою судьбу.

— Помнишь, как ты проснулась от выстрела, Жасмин? Помнишь, как испугалась? А через пару минут осталась сиротой, ты помнишь?!

— Помню! — я заорала, — я все!.. все помню! Заткнись, слышишь? Замолчи!

Я орала, но неизменно попадала в мишень. Мысленной мишенью был Давид Басманов. Я была хороша.

— Он лишил тебя всего. Ты осталась жалкой сиротой, а он смеялся над тобой. Помнишь его смех надо тобой?

— Ненавижу!

Я больше не кричала.

Мое дыхание сбилось, грудь дрожала от рыданий. И вот я впервые промахнулась.

Это разозлило Монарха.

— Хватит наматывать сопли на кулак, девочка. Ты не должна ненавидеть. Ненависть и чувства — это размытый взгляд и сопли. Ты должна помнить. И никогда не промахиваться.

— Никогда не промахиваться. Я не буду промахиваться.

Я вытерла слезы и продолжила.

— Ты прав. Я хочу его убить. Хочу его убить.

Я вторила как безумная. И Монарху это нравилось.

Я нажимала на спусковой крючок снова и снова. Ни одного промаха. Это было мое заключительное занятие.

— Скоро у тебя появится такая возможность, — вынес вердикт Монарх.

— Когда? Хочу прямо сейчас. Сегодня.

— Только попробуй нарушить наш договор, Жасмин. Не сейчас и не сегодня.

Урок был закончен. Я полностью готова.

Я сняла все, вытерла засохшие слезы. Освободилась от оружия и повернулась к Монарху. Он был зол, а я на грани.