Ещё несколько раз скидываю звонки отца.

И, как зомби, я иду обшаривать все кухонные шкафчики и холодильник. Из всего обнаруженного - морковь, грецкие орехи, корица - пеку пирог. Такая вот у меня медитация.

И папе сегодня точно не достанется ни кусочка!

Но и пирог тоже не помогает рассосаться ледяной глыбе в груди. Не могу его есть...

Раздевшись, закутываюсь в одеяло и ложусь на расстеленный опасный диван Шмелева. А его подушка так пахнет, словно я воткнулась носом в его волосы и дышу...

Обнимаю его крепче... Или её... Но кажется, что его. Засыпаю.

Не могу проснуться... Мне так тепло и хорошо в этом запахе. И расслабленное тело не слушается. Но чувствую, что проснуться надо. Словно что-то происходит. Вместо этого погружаюсь все глубже и глубже в сон.

Мне снится горячий поцелуй в шею...

И его влажное горячее тело...

Уютные объятия...

Дыхание в ушко...

Пальцы скользящие по соскам. Они твердеют и становятся такими чувствительными под этими прикосновениями, что мурлыкая, я прогибаюсь, выпрашивая ещё.

Сладкие ожоги от медленных ласковых губ...

Снится, как съезжают в сторону трусики и умелые пальцы скользят по губкам.

Тону и растворяюсь в тяжести горячего его тела...

И.... С воплем распахиваю глаза от слишком-слишком-слишком явственного ощущения врезавшегося в меня члена!

Задыхаясь, втягиваю воздух, протыкая коготками широкие мускулистые плечи.

Со стоном кусает меня за шею, толкаясь в меня снова и вырывая из моего горла шокированный стон.

- Тише... - дрожащим шепотом умоляю я.

- Ммм... Детка... - шепчет мне в ушко хрипло, рассыпая по моему телу ощущение острых горячих мурашек.

Его громкое дыхание дрожит и смешивается с моими ошарашенными неконтролируемыми стонами.

- Не могу так медленно... - трясет его тело от нетерпения.

Со стоном ускоряется.

Болезненное растяжение от каждого толчка превращается в дразнящую вспышку удовольствия при каждом его движении и эти противоречивые ощущения дезориентируют мое тело.

Вцепляется с рычанием мне в мочку зубами, сдавливает...

- Ай! - с шипением вскрикиваю я, отвлекаясь на мгновение от слишком саднящих растяжений.

И в это же мгновение сокращаюсь от судороги удовольствия. Она поднимается волной и поглощает меня с головой.

- Рома… - не контролируя себя, бормочу я.

- Да, малыш…

Меня качает и изгибает, как на прибое.

Плечи под моими ладонями вздрагивают.

Чувствую, как он становится ещё больше и твёрже... Несколько нетерпеливых агрессивных рывков... и... до боли вдавливается со стоном в меня!

Распахиваю глаза, жадно ловя взглядом его подрагивающие губы и ресницы, остекленевший взгляд. Это так пронзает... Вау! Оглушает чувственностью! Мои бедра дергаются ему навстречу ещё в одной судороге. Слепну на мгновение… все расплывается…

И он полностью расслабляется на мне. Такой тяжелый... Сжимаю его крепче! Мне нравится это ощущение.

Шумно дышит...

Сползает чуть ниже на грудь.

Я улыбаюсь растерзанному, но приятному ощущению между бёдер, рисую коготками по его затылку.

Амнистия у моего кота…

Он уже равномерно сопит и ни на что не реагирует.

Телефон трезвонит. Это папа. Шесть утра… И сейчас лучше трубку взять!

- Да? - сиплю я сорванным голосом.

- Через полчаса чтобы была дома. Иначе, я верну его обратно.

Цокаю, закатывая глаза.

Но я боюсь, что и правда вернет. Поэтому тихонечко выбираюсь из теплых объятий. Одеваюсь. Целую в висок, скулу, плечо… Вытаскиваю из духового шкафа пирог, ставлю на стол. Вызываю по приложению такси и захлопываю за собой дверь.

Глава 41 - Отцы и дети

Воскресенье провалялся трупом. С сериалом, пирогом от Лизы и переписочками.

Она попросила дать отцу немного времени, чтобы он остыл.

Сутки хватит?