Там, где тебя нет - Елена Левашова

– Встанешь, Федька. Корсет тебе нужен, но придется подождать – метель не унимается. Вчера удалось метров пятьсот пройти. Ну… может, больше. Шишек кедровых принес. Сейчас поужинаем и орешков тебе начищу. – Дед Саша любовно оглаживает свою квадратную бороду.

Сердце сжимается от благодарности и охватившего меня чувства несправедливости. За что старику такие испытания? Хотел бы я посмотреть в глаза его сыну! Да и лесхоз? Неужели, им трудно использовать старика на благо лесу?

Дед Саша наливает в алюминиевую миску два половника супа, отрывает кусок неровной самодельной лепешки и, прихрамывая, идет ко мне. Садится на табурет и принимается меня кормить. Руки у меня работают отменно, но упрямый старик запрещает поворачиваться или приподниматься на локтях.

– Ешь, Федька, набирайся сил. Потерпеть недолго осталось – зима-то не вечная. – Дед Саша подносит ложку к моему рту. – Как думаешь, папка твой… как он сейчас?

А мне подумать страшно, как… Уверен, о моем исчезновении уже сообщили. В голове вспыхивают черно-белые кадры страшной картинки: папе звонят неизвестные люди, сообщают о гибели сына (ясное дело – две недели искать человека в зимнем лесу никто не станет), он бледнеет, синеет, падает навзничь, сокрушается… Моя мама замерзла в лесу, а отец больше всего на свете боится повторения…

– Стараюсь не думать об этом… Интересно, нашлись ребята? Знаете, чего я боюсь? – произношу торопливо и глотаю очередную ложку вкуснейшего супа.

– Знаю, сынок. Боишься, что похоронили тебя. Научились жить без тебя, я прав?

– Да… Что забыли, не ждали… И что она… – прикусываю язык.

– Ух ты! Оказывается, «она» существует? – усмехается дед Саша. – Девушка твоя, Федька?

– Да… то есть нет. Не знаю, Александр Федорович. Не нужен я ей.

– Она тебе так сказала? А ты… что же? – хмурится старик.

– Она подруге своей написала, что не любит… И что я ей не нужен. Из-за этого я в тайге задержался: откладывал, как мог нашу встречу и объяснение. А я… наверное, так и останусь бобылем, потому что никого не вижу возле себя. Только ее. Только она. Варя…

– Варвара, значит? – улыбается дед Саша. – Не правильно это, Федька – прятать голову в песок и избегать разговора. Пусть в лицо скажет тебе, а подруге… Бабы трепаться могут, чушь молоть, напраслину всякую гнать. Знаешь, как моя говорила, если спрашивали?

– Как? – произношу так громко, что Джина, лежащая возле печи, поднимает голову.

– Чтобы бабы на меня не смотрели, Надька моя, царствие небесное, выдумывала, что я бью ее и денег не даю. Никогда ничего хорошего обо мне не говорила. Вот так баб отваживала. Так что… Не бери в голову, сынок. Вернешься домой, и поговорите.

– Хороший вы, дед Саша.

– Сыночка своего Сашей назови, вот и будет деду благодарность.

– Ладно. Если он у меня будет. – Закатываю глаза.

– Кстати, Федька. Про тебя сегодня спрашивали.

– Что же вы молчите?! Ай! – поднимаюсь на локтях, чувствуя острую, резкую боль, концентрирующуюся в пояснице. Сильвер издает грозный рык и приподнимает голову.

– Лежи, сынок. Подозрительный парень интересовался, – шепчет дед. – Явно браконьер.

– С чего вы решили? Может, это человек из поискового отряда? – от моего сбившегося дыхания язычок пламени в керосиновой лампе тревожно вздрагивает.

– Ха! Держи карман шире! Никто не будет искать пропавшего третью неделю. Это браконьеры, не добившие тебя. Очевидно, хотят избавиться от свидетеля. Но дед Саша быстро их… Короче, я на него Сильвера натравил.

– Дед Саша, что же вы наделали? Надо было расспросить его? Как его звали? Вы хоть что-то узнали?

– Да. Он назвался Джорданом.

– Чего-чего?

– Ты его знаешь?

– Нет… Странно. Не знаю такого парня, в универе он точно не учится.

– Кстати, он темнокожий. Мулат. Подозрительный. На киноактёра похож. Высокий, зубы белые. Федьку мне, говорит, подавай…

– Ну и правильно, что вы его отшили.