Расскажи мне сказку на ночь, детка - Елена Дженкинз (2022)

– Скажи, если будет больно, – прошу, проникая глубже. Она коротко всхлипывает и замирает. Я тоже каменею, меня ломает зверски, но я закрываю глаза и тянусь к ее яркому, горячему рту, поглаживаю языком верхнюю губу, которую она любит терзать, когда размышляет о чем-нибудь крайне важном.

Проекции звезд на ее светлой коже, громкая музыка, темный взгляд, который я ловлю, – все это невероятно заводит меня. Когда Ри немного расслабляется, я ловлю этот момент, полностью выхожу из нее и сразу погружаюсь снова. Она глухо стонет, и это не звуки страданий, что воодушевляет. Она разжимает зубы, судорожно целует меня в ответ, и я двигаюсь в ней неглубоко, неспеша, минута за минутой, а может, час за часом, не знаю, ощущение времени пропало.

Постепенно Ри успокаивается, стонет тише и слаще, обхватывает меня ногами, подаваясь навстречу, и мы находим общий ритм. Она кусает меня в плечо, и я кожей чувствую ее слезы.

– Прекратить?

– Нет. – Она притягивает меня ближе, впивается пальцами в плечи и целует в шею, прямо в эрогенную зону, и я толкаюсь бедрами жестче, до конца, и еще раз, и еще… А Рианна гладит мою спину, поясницу, царапает ногтями с иероглифами и что-то такое делает, будто заклинание наносит – что у меня в сознании свет гаснет. Вены звенят, в ушах шумит, сердце выносит от бешеных ударов и ломающей потребности кончить. Я обезумел и умираю.

Приподнимаюсь на колени и сжимаю тонкие запястья Ри, утягивая ее на себя – и всё, я больше не занимаюсь с ней любовью, а беру, забираю себе. Ее непрерывный стон превращается в звуковую волну, и Ри напрягается всем телом, как струна. Я тут же отклоняю ее назад, поддерживая одной рукой под поясницу. Обессилевшая, теплая и нежная, Ри цепляется за меня ногами, напрягая живот, и мне так тесно в ней, что дышать нечем. Я облизываю пальцы и просовываю между нашими влажными телами, массируя вершину клитора.

– Боже мой, – протяжно стонет она и содрогается, закрывает лицо ладонями, чтобы заглушить крик. Хочу ее всю, везде, долгими часами. А еще нестерпимо хочу кончить в нее, но в последний момент принуждаю себя отстраниться и, кажется, превращаюсь в оголенный нерв, по которому мощным потоком бьет нирвана. Я даже слепну на бесконечно долгие секунды и забываю, как меня зовут, кто я. Мы падаем на мягкий плед, а я никак не могу восстановить дыхание. Веки тяжелые, и не получается разогнать мглу перед глазами.

– Детка, ты как? – спрашиваю наконец севшим голосом.

Она заползает на меня, зареванная, уставшая, и выдыхает:

– О господи…

– Это хорошо или плохо?

– Скорее всего, завтра будет плохо, но сейчас я опустошена и абсолютно, бесконечно счастлива.

Наверное, это значит, что все хорошо. Я с облегчением обнимаю ее и осторожно укладываю рядом с собой. Чувствую себя ранимым, будто мы вдвоем девственности лишились.

– Рианна Ламлашская и Чарли из Осборнов... Кто бы мог подумать, – бормочет Ри и закрывает глаза. Через минуту она уже сопит, как котенок, а я одеваюсь и убираю бардак, который мы устроили. На бедрах Рианны нет крови, и у меня гора в плеч. Переживал, что наш первый секс будет похож на побоище.

Возвращаю на нее, сонную, белье и юбку, поправляю блузку на плечах, укутываю в плед, как гусеницу, и целую в лоб.

– Ри, мне пора…

– Мгм, – едва слышно произносит она, устраиваясь поудобнее.

– Скоро тебе станет холодно, не засыпай. Я бы отнес тебя в дом, но там твои родители.

Она нехотя садится, а я тем временем тушу свечи и выключаю фонари. Мы выходим в сад, и в вечерней прохладе я наконец ощущаю тупую, пульсирующую боль в груди. Рианне тоже завтра будет нелегко.

Завтра… Когда меня здесь уже не будет.

Ри заглядывает на кухню и шикает:

– Итон!

Ее брат, как всегда, взъерошенный, хмурый, показывается в проеме. Но смотрит на меня с уважением, без лютой ненависти.

– Родители в гостиной? – спрашивает Ри.

– Наверху. Их запах гари отпугнул.