Глеб присаживается перед моей дочкой на корточки.

– Помнишь, ты говорила, что хочешь, чтобы папа тебе собаку подарил? – Яна несмело кивает. – Я хочу подарить тебе собаку.

С этими словами Глеб сделал знак Косте, чтобы тот дал ему чемоданчик. Мальчик как будто только этого и ждал. Каково же было мое удивление, что этот чемоданчик оказался переноской для животных, а там…

– Держи, – открыв боковую створку переноски, под восхищенный "Ах" моей русалочки Глеб вытащил маленький светло–рыженький пушистый комочек с черными глазками–бусинками. – Это мальтипу. Она теперь твоя.

Дочь неверяще уставилась на подарок. В голубых глазках образовались слезки. Губешки растянулись в подрагивающую улыбку.

– Ну что ты, Яна, бери, не бойся. Это наш с Костей тебе подарок.

Костя закивал и заулыбался. Протянул ручку и погладил дрожащего щенка по головке.

– Не бойся, – повторил за Глебом, – она не кусается. Это девочка. Ей надо имя плидумать.

Все это время я стою, не шелохнувшись и закусив губу, чтобы не расплакаться. Уровень трогательности момента зашкаливает.

Яна осмелилась и взяла щенка с раскрытых ладоней Глеба. Обняла мальтипу двумя руками и прижала к груди, склонив голову.

– Я ее назову Мультяшкой, – поделилась с Костей. Тот одобрил широченной улыбкой.

Дети увидели поблизости свободную скамейку, пошли туда. Уселись и полностью забыли о нас, увлекшись собакой.

– Эй, ты чего? – Глеб поднялся с корточек, подошел ко мне близко–близко. Взял мое лицо в ладони, заставив поднять на него глаза. Стер большими пальцами со щек две мокрые дорожки. Коротко поцеловал в губы, наплевав на приличие и на то, что мы стоим посреди здания аэропорта и вокруг сотни глазеющих на нас людей. – Не плачь, мы никуда не летим. В этом городе просто не оказалось мальтипу, пришлось срочно заказывать из столицы. Она с документами, папа с мамой с какими–то там титулами, я, если честно, не разбираюсь.

– Я так испугалась… – улыбаюсь сквозь слезы. – Я тебе звонила вчера, сегодня…

Глеб отстраняется, хлопает себя по карманам, осматривается.

– Телефон в машине. Черт, я же его на беззвучный вчера поставил, пока Костя спал, и забыл. Кстати, Катя, – Глеб озабоченно сводит брови к переносице, нащупывает что–то в кармане, достает горсть свернутых в трубочку бумажек. Те самые, что были в Янкином печенье, – я просто обязан исполнить еще одно желание твоей дочери, – высыпает все фанты в мои сложенные лодочкой ладони.

– Откуда у тебя столько? – удивляюсь. – Я ни одной потом не нашла и никто так и не сказал мне, что тут написано.

– А ты прочти.

Разворачиваю один листок, второй, третий. Везде написано одно и то же. Кривыми буквами, прыгающими в разные стороны, слова не в полном комплекте, но я чувствую в каждом листочке искреннее пожелание моей малышки. "Жиница на Кати" – так мило и необыкновенно трогательно.

– Влад с Василием Викторовичем вытащили все фанты из печенья и мне отдали. Сказали, чтобы наверняка исполнилось. Ты же понимаешь, что у тебя нет шанса отказаться, Морозова Екатерина Александровна? – играясь, Глеб обвивает меня за талию, притягивает к себе. – Видишь, сколько аргументов за? – кивает на детей, дружно играющих со щенком. – Жениться будем?

– Если бы ты не предложил, это сделала бы я, мой ангел–хранитель!

– Догадалась, да? – заглядывает мне в глаза.

– Нет, – сокрушаюсь честно, – подсказали. Почему сам не признался?

Пожимает плечами.

– Так. Не хотел, чтобы ты чувствовала себя обязанной, а пошла за меня замуж исключительно по любви.

– Я согласна, Глеб! Исключительно по любви!

– И с Костей.

– Обязательно с Костей! Замечательный у нас сынок.

– И дочка.

В моей сумочке, перекинутой через плечо, завибрировал телефон. Изловчившись, но не выпутываясь из капкана рук любимого, достаю мобильный. Пашка звонит.