Тяжело дыша, Зора прислонилась к обшарпанной стене подъезда. Идти домой — неохота, оставаться на улице — опасно. И мерзко. Не стоит лишний раз высовываться — если тебя ненавидит весь Сосноельск.

Иногда кажется, за пределами города — больше ничего нет. И во всём мире не осталось никого, кроме Жени и Никиты, кто не желал бы Зорку прикончить. Немедленно.

Или наоборот — медленно и как можно мучительнее. И как принято у древних диких народов — скормить труп собакам. Или лучше шакалам.

А подловить Женьку эти паскуды надеются зря. В школу он больше не ходит. Несмотря на все звонки из школы и угрозы привести принудительно.

Братишка ждал на кухне. И оттуда уже доносится вкусный запах жареной картошки. Ее он научился жарить еще года три назад. Вкуснее всех в семье.

— Я видел, как ты их! — присвистнул мелкий. — Можно, я в следующий раз выскочу и помогу?

— Я тебе выскочу! Сказала же: сиди дома. А насчет этих шакалов — ничего сложного. Как сказали бы на их любимой «зоне» — бакланы.

— Ты всё равно осторожнее, — посерьезнел Женька, поправив на носу роговые очки. — Еще оглушат сзади по голове. А менты к нам на помощь не поедут. Или специально опоздают…

— Сейчас я их сзади подпущу! Обижаешь! — усмехнулась Зорка. Потрепала отрастающие братишкины лохмы — стричь пора. Уж самой — как получится. — Наш тренер — мировой мужик. — Хоть за такую вступаться и не станет. — А менты — да, еще и посмеются. Где мама?

— У себя в комнате. Закрылась. Лежит.

Уже нет. К сожалению.

— Ты опять дралась.

— Как видишь!

Стряхнуть с кулаков чужую кровь. Обернуться. Не опустить глаз. Привычно.

— Мы только защищаемся! — влез Женька, зачем-то вновь поправляя очки.

— От тех, кто говорит правду? — Она всегда начинает тихо. Повышая голос с каждым звуком. От шепота — до звериного вопля. — От нормальных людей?

— Мама…

Хочется швырнуть в стену тарелкой. Осесть по стенке, заплакать. Да что там — постыдно разреветься…

Нельзя. Незачем пугать братишку. Он должен видеть, что сестра — сильная! Несмотря ни на что. Потому что права — она.

— Мне жаль, что в живых осталась ты, а не Дина. Это ты должна сейчас лежать в могиле. Ты, не Дина!

Это страшно — жить бок о бок с когда-то близким, а теперь ненавидящим тебя человеком. Каждый день, каждый миг. Такая ненависть жжет тебе душу. Больнее любой другой.

И надо выдержать. Еще и это.

Часть первая

Преступница

Если весь мир будет ненавидеть тебя и считать тебя дурной,

но ты чиста перед собственной совестью…

Элен Бернс. Шарлотта Бронте. «Джен Эйр».

Глава первая

1

Мама Дины, Зоры и Женьки вышла замуж еще на первом курсе. За Динкиного отца. А через год он утонул на рыбалке… не совсем трезвым. Столь же нетрезвые («да мы в тот день типа почти не пили») друзья не смогли вытащить.

Зорка родилась после его смерти — спустя десять месяцев. Мама рассказывала, что очень любила ее отца. Но были обстоятельства…

Наверняка — были. Они всегда есть, когда кому-то нужно оправдаться. Или самооправдаться.

В общем, дочь сего достойного джентльмена ни разу в жизни не видела. Даже на фотокарточке. Знала лишь имя — Владимир. И то, что Зориной ее придумал назвать именно он. Или мамина выдумка.

За отца Никиты мама вышла замуж, когда Никите было шесть, Дине — пять, а Зорке — три. Родился Женька.

Вначале Зора любила приемного отца… пыталась. Но, как и любое чувство без взаимности — это тоже угасло быстро. Может, ее беда в том, что она не умела быть красивым, ласковым ребенком? Как Дина. С такими приятно играть, их приятно баловать и умиляться. Дина знала, что ее должны любить. Зора — что любовь нужно заслужить. Наверное, в этом и ошибка.