Энджел не шутил, когда сказал, что мы зомби. У нас не было перерывов вот уже несколько недель. Каждый день был похож на предыдущий. Ранний подъем, затем рекламные мероприятия: интервью, выступления на телевидении, приветствие толпы фанатов с балкона, как будто мы чертова королевская семья или что-то в этом роде. После обед, разминка и репетиция, концерт, сборы, затем дорога либо в гостиничные номера, либо прямиком в частный самолет, чтобы лететь в следующий штат и делать все то же самое по новому кругу.

Но не завтра. Завтра мы вернемся домой.

Лично меня не переполняет радость от скорой встречи с родными: в свои лучшие дни моя мама ведет себя пассивно-агрессивно, а в худшие – просто агрессивно, отец же может запросто жить на работе. Однако я с нетерпением жду возможности поспать до самого рассвета.

– Хорошо, – говорит Эрин, и я открываю глаза, но не поднимаю голову. – Я хотела собрать вас здесь, чтобы убедиться, что мы на одной волне насчет следующей недели, а также дать вам возможность задать последние вопросы, пока все в сборе.

Следующая неделя. На следующей неделе мы садимся в самолет и прощаемся с родиной храбрых на несколько месяцев, отправляясь в международное турне. Первая остановка – Лондон.

Я никогда раньше не покидал страну. За последние пару лет я привык оставлять родителей на несколько недель, а то и на месяцы, но еще никогда это не было настолько серьезно, как сейчас. До сих пор я всегда жил с ними в одной стране. Полет в Европу кажется мне чем-то большим и значительным, несмотря на то что я впервые буду так далеко от родных. Честно говоря, думать об этом довольно тяжело, и я стараюсь не давать себе возможности на этом зацикливаться. Гораздо проще размышлять об этом как о чем-то, что произойдет еще нескоро.

Проблема в том, что это будущее уже почти наступило.

Я знал, что в этом плане есть изъян.

Я вяло поднимаю руку, вспомнив, что у меня есть один вопрос. Ну, два.

– Могу ли я еще раз убедиться, что ты не собираешься удивить меня билетами на шоу в Вест-Энде? – спрашиваю я.

– Если она тебе скажет, то весь сюрприз пойдет насмарку, – замечает Джон.

– Нет, не удивлю, – отвечает Эрин, – но чтобы ты зря не надеялся, я могу подтвердить, что у нас точно нет времени на шоу в Вест-Энде. Мне жаль, Рубен.

Мне даже не хватает сил, чтобы расстроиться.

– Я так и понял. Но ты говорила, что мы могли бы посмотреть Бургтеатр в Вене…

Эрин улыбается.

– Говорила, и мы так и сделаем. Обещаю, я сделаю все, чтобы включить его в наш маршрут. У нас должен быть свободный час.

Я оживился. Вся моя семья – фанаты театра. Я вырос на Эндрю Ллойде Уэббере[2] и воспитан на Сондхайме[3]. Когда я еще ходил в детский сад, мама отдала меня на частные уроки пения, чтобы отточить вибрато и пение на опоре, а уже в начальной школе я начал гастролировать с профессиональными театральными труппами. Я видел все, что может предложить Америка в плане истории музыкального театра. И я просто не могу побывать в Европе и не посетить известные туристические места, более того, я всегда был влюблен в атмосферу и историю Бургтеатра. Но, к моему сожалению, у нас нет времени на посещение «Глобуса»[4].

Джон, который единственный из нас не сгорбился в своем кресле, подал голос:

– Мы все еще собираемся посетить Ватикан, верно?

– Да, конечно.

Конечно же мы не могли выделить четыре часа на шоу в Вест-Энде, но зато мы проводим целое утро в Ватикане ради Джона. Думаю, это неудивительно: Джон – католик до мозга костей, как и его мать, и хотя его отец, Джефф Брекстон, таковым не является, он, очевидно, позаботится о том, чтобы у нас было время сделать все, что важно для его сына. Так было всегда.

Эрин кивает Энджелу.

– Хочешь что-нибудь уточнить, дорогой?

Энджел делает вид, что задумался.

– Хм, а в Лондоне все еще можно употреблять алкоголь с восемнадцати лет?

Женщина вздыхает.

– Да.