Убрав телефон обратно в карман, Макар закурил и стал размышлять, анализировать, в общем делать вполне себе несвойственные вещи. Это было трудно: он — человек скорее " про действия, а не про слова",но сейчас обстоятельства складывались таким образом, что неразобранные внутренние вопросы, намотавшись в клубок, нарушали внутренний порядок. Пропала четкость, мысли все чаще стали противоречивыми.

" Я чего раздражаюсь? Да, из — за того, что Ксюха сказала об этом придурке. Как его там зовут? Тимофей? Матвей? Да пофиг… Что она там сказала про связь? " — прищурился, глубоко затянувшись.- ".. Что типа мы связаны навсегда… Бред. Нах*р ему не нужен ребенок, это же очевидно. Что она от него хочет? Поддержки? Какой? Менять памперсы или помогать деньгами? " — скулы напряглись и овал лица приобрел жесткие очертания. — " Все размыто, нет никакой конкретики, как зомби твердит про связь, а как то будет выглядеть не знает, это же очевидно. Да и он ненадежный, сейчас звонит, завтра перестанет. А если нет? Если после родов у него проснется совесть…" — вновь затянулся и со злости закусил кончик сигареты. Внутри разгорелся устойчивый огонь ревности, Макар понял, что основная проблема в том, что он не хочет ни с кем её делить. Фрустрация, однако. Ситуация практически неразрешимая в данных обстоятельствах. " Если только… "- слова Мано всплыли и заиграли самым неожиданным образом, будто увидел в них второе, потаённое дно. Размашистыми движениями рисовал на песке широкие волны и ощущал, как сердце наполняется решимостью и новым смыслом. Спустя час внутреннего монолога, он осознал вдруг, что действительно ведет себя странно. Удобно, безопасно, привычно да, но он ни разу не вышел из зоны комфорта, не пренебрег собственными принципами. "А Ксюша? Да она постоянно находится в ней, в этой зоне, каждый день, оправдываясь перед окружающими, борясь с нестабильностью, с маятником в виде этого придурка, и моей неопределенностью". Стало безумно жалко эту молчаливую и терпеливую малышку. По сути, так и было. Не успела вырасти и расправить крылья, как уже кто- то здорово ударил сверху, лишая возможности летать. "Летать"? — подметил про себя. — " Почему в голову пришла эта ассоциация. Летать — быть свободной, не привязанной, не заземленной, значит, без ребенка… "

Потер напряженную переносицу двумя пальцами и постарался нарисовать в голове ближайшее будущее.

" Если все пойдет так, как есть. как это будет, в роли кого я буду встречать их с роддома? Где она будет жить? " — топнул ногой и стёр волны. На душе стало противно и липко, будто на чистую, свежевыкрашенную поверхность насыпали горсть песка. Макар посмотрел на себя со стороны. Казалось всегда, что он настоящий мужик, со своим мнением, принципами. А что сейчас? Так ли это на самом деле?

Шел обратно, словно пьяный, хотя не выпил ни капли. Мимо все также медленно проплывали стайки людей: они никуда не спешили, и явно наслаждались обществом друг друга. Купил кофе на углу, постоял, посмотрел на темное море с высоты птичьего полета. Отлегло. Словно очистилось сознание, впервые за все эти месяцы. Смял рукой теплый стаканчик и бросил в урну, двигаясь по направлению к отелю. Внезапно глазами встретился с молчаливым торгашом возле лавки сувениров и остановился. Не понял, как это произошло, и кто ниспослал эту мысль в голову, но тем не менее — она поставила жирную точку в их удивительной истории.

***

Ксюша не находила себе места, что она только не делала: постучала себе по " дурной голове", прикусила " язык без костей" и вообще — успела обвинить себя во всех смертных грехах. Дважды переодевалась в пижаму и обратно, все же порываясь дождаться Макара на балконе. На нервах стала пальцами перебирать венок и сломала две веточки, похожие на мимозу. Расплакалась — от бессилия и внутренней обиды на себя. Слезы текли просто ручьем, падая на стол и заливая солью виноградные стебельки.

Найти виноватых? Это в нашей традиции. Но кого?