Он протянул руку к медной дверной ручке, потускневшей со временем. И в этот миг леденящий холод пронесся по коридору. В изумлении Деклан увидел, как у него изо рта вылетает облачко пара.

Он взялся за ручку, но вдруг к горлу подступил приступ тошноты, такой сильный, что пришлось задержать дыхание. Голова закружилась, на лбу выступил холодный пот.

Страх сжал его сердце — такой страх, что Деклан уже готов был броситься прочь. Но, овладев собой, отступил на шаг, уперся спиной в стену. Ужас душил его.

«Не входи туда! Не входи!»

Деклан не знал, откуда возник этот голос в его голове, но был готов внять ему. Ему уже приходилось слышать, что в Доме Мане обитают привидения: что ж, против призраков в своих личных владениях он вообгце-то не возражал… По крайней мере до этой минуты.

В эту минуту он ясно осознал, что ни за что на свете не решится в одиночку открыть эту дверь и столкнуться с тем, что ждет его там, по ту сторону порога. Особенно на пустой желудок и после десяти часов за рулем.

— Что я вообще здесь делаю? — громко произнес он, пытаясь развеять страх звуком собственного голоса. — Надо спуститься вниз, разобрать вещи. Так, я иду вниз и разбираю вещи.

— С кем это ты разговариваешь, приятель?

Деклан подпрыгнул, словно баскетбольный мяч. В последний миг ему удалось замаскировать постыдный вскрик, готовый вырваться из глотки, куда более мужественным восклицанием:

— Черт бы тебя побрал, Реми! Ты меня до чертиков перепугал!

— Извини, что прервал твою беседу с дверью. Я, пока поднимался, окликнул тебя пару раз. Ты, похоже, не слышал.

— Да, наверное, не слышал.

Деклан привалился к стене, стараясь восстановить дыхание, и наконец поднял взгляд на своего друга.

За эти годы Реми Пейн почти не изменился: все та же озорная, почти мальчишеская красота, тот же вид «свободного художника». Однако теперь Деклан понимал, что его друг просто создан для работы адвокатом. Стройный, подвижный, с пронзительными голубыми глазами и выразительным ртом, сейчас он улыбался обезоруживающей улыбкой, от которой, должно быть, таяли даже суровые сердца служителей правосудия.

Реми и прежде был худощавым — и за десять лет почти не набрал вес, хотя аппетит у него всегда был волчий. В колледже он носил длинные волосы, сейчас его густые темно-каштановые волосы были коротко подстрижены.

— Ты вроде бы сказал, что будешь через пару часов.

— Ну да. А сколько прошло? Ах да, черт, два с половиной. Дек, у тебя тут все нормально? Что-то вид у тебя…

— Просто устал. Ох, как же я рад тебя видеть!

— Вовремя вспомнил! — И Реми заключил приятеля в объятия. — Ух ты, дружище, да ты накачался! Какие мышцы! Ну-ка покажи бицепсы!

— Да хватит тебе! — Деклан похлопал его по спине и высвободился из его объятий. — Скажи-ка лучше вот что… — Он обвел широким жестом все окружающее. — Как, по-твоему, я совсем рехнулся?

— Конечно! Да ты и всегда был не в себе. А теперь пойдем выпьем.

Они устроились на полу в бывшей курительной комнате с пиццей и бутылкой «Джима Бима».

Первый глоток бурбона согрел Деклана изнутри, разгоняя тревогу и страх. А огромный кусок пиццы с пепперони окончательно убедил в том, что все неожиданные волнения и страхи этого вечера вызваны лишь усталостью и голодом.

— Ты так и будешь жить на полу? Или привез с собой хотя бы пару стульев?

— Пара стульев мне не требуется. — Деклан взял у Реми бутылку, глотнул еще бурбона. — По крайней мере пока. Хочу пожить просто. Кровать и еще кое-что я привез. Ну, на кухню можно стол поставить. А со всем прочим подожду, пока не приведу дом в порядок.

— Учитывая состояние дома, — проговорил Реми, оглядываясь вокруг, — к тому времени, как ты закончишь ремонт, тебе понадобится кресло-каталка.