Шквал ветра ударил Соне в лицо. В глазах стояли слезы, девушка повернулась, чтобы вытереть их платком, и, воспользовавшись случаем, осмотрелась. На первый взгляд никто ею не интересовался. Меж трамваев сновали маленькие «трабанты» с запотевшими стеклами, через выхлопные трубы машины выплевывали клубы черного дыма. Мимо, крепко прижавшись друг к другу, прошли двое студентов, какая-то женщина тянула за руку маленького мальчика, а гид-переводчик расхваливал акустику Новой оперы перед группкой иностранных меломанов. В эти дни в городе было больше приезжих, чем жителей, и Соне не следовало волноваться по поводу слежки. После открытия ярмарки в Лейпциге не осталось ни одной свободной комнаты, ни в отелях, ни у квартирных хозяек. «Бедненькая, ты совсем с ума сошла!» — сказала себе девушка и, прежде чем вновь тронуться в путь, попыталась восстановить дыхание.

Все было продумано до мелочей. Делегация Дома Фонтеруа вот уже три дня проживала в отеле «Астория», одном из самых фешенебельных в городе, расположенном недалеко от Центрального вокзала. Десяток манекенщиц и около пятнадцати служащих сопровождали Камиллу и Максанса Фонтеруа, прибывших в город, чтобы отпраздновать годовщину города ярмарок и годовщину их мехового дома. В три часа пополудни должно было состояться престижное дефиле, а уже на следующий день вся делегация возвращалась в Париж. Десять тысяч участников выставки и более чем полмиллиона посетителей — город бурлил, как полный доверху котел. Идеальная возможность для молодой женщины, снабженной поддельным паспортом и визой, затеряться среди многочисленной французской делегации.

Когда бабушка впервые заговорила о возможности покинуть страну, в сердце Сони зародилась надежда, но она решительно отказалась. «Я не могу оставить тебя!» — воскликнула девушка. Но бабушка, обладающая удивительным терпением и упорством, продолжала день за днем убеждать внучку. Соня должна уехать первой, Ева присоединится к ней позднее. Она уже стара, власти не сделают ей ничего плохого, они только рады будут избавиться от уже очень немолодой гражданки.

«Теперь моему отъезду может помешать только одно, — думала Соня, глядя на медленно кружащиеся хлопья, — снег». Администрация города могла закрыть аэропорт. Никогда еще в Саксонии не случалось столь сильного снегопада. Мэр города говорил о приближающейся катастрофе; полиция и армия были привлечены к расчистке улиц. Жители Лейпцига делали все возможное, чтобы гости могли свободно передвигаться по городу. «Раз они так заняты уборкой, им будет не до меня», — успокаивала себя Соня.

Девушка панически боялась, что ее остановят на границе, схватят и бросят в тюрьму. Ночью ей снились полицейские собаки и пограничники. Солдаты выкрикивали отрывочные приказы и целились в нее из автоматов. Одна из Сониных подруг-студенток была приговорена к двум годам тюрьмы за попытку бегства из Демократической Республики. Но после долгих колебаний Соня все-таки решилась: она хотела быть свободной, путешествовать по миру, рисовать то, что захочет. В этой серой и мрачной стране, окруженной колючей проволокой, ощерившейся пулеметами на вышках, юная фройляйн Крюгер чувствовала себя узницей. «Этим ты похожа на меня, — говорила бабушка, и в ее голосе проскальзывали ностальгические нотки. — В молодости я путешествовала по всей Европе. У меня даже дома своего не было, я жила в отелях». Порой Соня злилась на бабушку за то, что та открыла ей глаза. Быть может, Соне жилось бы много спокойнее, если бы она ничего не знала и была довольна новым режимом, который намеревался осчастливить весь немецкий народ.

Но Ева всегда была честна с внучкой, даже если правда причиняла боль. «Тогда почему же ты прекратила путешествовать, если тебе это так нравилось?» — с излишней резкостью как-то поинтересовалась Соня. «Потому что я встретила твоего дедушку». И на лице пожилой дамы расцвела девичья улыбка.