— По самым типичным признакам. Смотрю на набережную из окна и наблюдаю. Туристы, как правило, представлены парами; это чаще всего супруги. Но встречаются и одиночки. Они гуляют, заглядывают в магазины, берут напрокат лодки. Общаются только друг с другом или себе подобными. Потому что все они в незнакомой среде. У многих фотоаппараты, карты, бинокли. Местные же появляются на набережной с определенной целью. По долгу службы или еще зачем-то. Они останавливаются на минуту, чтобы поприветствовать соседа, и скоро раскланиваются, торопясь по своим делам.

— Почему ты наблюдаешь из окна?

— Мне твой вопрос непонятен.

— Почему ты сама не спускаешься на набережную?

— Я там бываю. Но точное представление легче составить, когда наблюдаешь со стороны.

— Думаю, являясь непосредственной участницей сцены, ты получила бы более разнообразные впечатления. — Он обратил взгляд к официанту, подошедшему подлить им вина и предложить десерт.

— Только кофе, — попросила Сибилл. — Без кофеина.

— То же самое. — Филипп подался вперед. — В твоей книге есть раздел, в котором ты анализируешь такой способ самосохранения, как отстраненность, на примере человека, лежащего на тротуаре, которого люди обходят стороной, отворачивая от него взгляды. Некоторые замедляют шаг, но не останавливаются.

— Равнодушие. Разобщенность.

— Именно. Но ведь всегда найдется кто-то, кто в итоге остановится и попытается помочь. А когда один отказывается от принципа отстраненности, его примеру следуют другие.

— Когда принцип отстраненности нарушен, другим легче переступить черту. Многие даже видят в этом насущную необходимость. Труднее всего сделать первый шаг. Я проводила подобные исследования в Нью-Йорке, Лондоне, Будапеште, и результат везде был один и тот же. Это психология выживания жителей большого города. Избегай зрительного контакта на улице, не замечай бездомных.

— А чем отличается тот первый человек от остальных?

— У него инстинкт самосохранения менее развит, чем склонность к состраданию. Или же он более импульсивный по натуре.

— То-то и оно. Он живет полноценной жизнью, а не проходит по ней стороной. Он живет, а не существует.

— По-твоему, если я наблюдаю, значит, я не живу, а существую?

— Не знаю. Но думаю, быть участником событий гораздо интереснее и полезнее, чем наблюдать за ходом жизни издалека.

— Я занимаюсь наблюдениями и нахожу это занятие вполне интересным и полезным.

Не обращая внимания на официанта, расставлявшего перед ними чашки с кофе, Филипп приблизил к ней свое лицо и заглянул в глаза.

— Но ведь ты ученый. Опыты — твоя стихия. Почему бы тебе самой не принять участие в эксперименте? С моим участием.

Сибилл опустила глаза, глядя, как он кончиками пальцев теребит ее пальцы. По телу медленно разливался жар.

— Впервые слышу, чтобы приглашение в постель выражалось в столь своеобразной иносказательной форме.

— Вообще-то я имел в виду другое, но… если ты ответишь согласием, я буду только признателен. — Филипп сверкнул улыбкой, встречая ее настороженный взгляд. — На самом деле я хотел предложить прогуляться по набережной, когда допьем кофе. Но если ты предпочитаешь лечь со мной в постель, мы будем в твоей гостинице уже через пять минут.

Сибилл не стала отворачиваться, когда он склонил к ней лицо и принялся целовать ее с ленивой невозмутимостью, обещавшей обратиться в страсть. Стоит ей только захотеть. А она хотела. Очень хотела. И удивлялась себе. Потому что ей требовалось вот в это самое мгновение ощутить взрыв жгучих чувств, в котором сгорели бы все ее тревоги, сомнения и внутренняя напряженность.

Но она всю жизнь вырабатывала в себе привычку укрощать свои несвоевременные желания и потому сейчас положила ладонь ему на грудь и легонько оттолкнула, прерывая поцелуй, отдаляясь от соблазна.

— Я предпочитаю прогуляться.

— Тогда пошли.