Обретая любовь - Элоиза Джеймс (2016)

– Я люблю тебя, – выдохнул он в тот момент, когда все, что имелось в его теле, в его сердце устремилось наружу. – О боже… Я люблю тебя, Грейс!

Она выгнулась под ним, подхваченная волной наслаждения, и он поймал ее крик губами, продолжая мысленно повторять только что сказанные слова. Произносить их вслух не было необходимости, она уже услышала его.

– Я тоже… – прошептала Грейс. – Я тоже тебя люблю.

Глава 23

На следующее утро Грейс проснулась довольно рано, едва холодный розоватый свет перебрался через подоконник. Свою повязку она сняла еще ночью. Колин… ее Колин лежал рядом. Его растрепанные волосы упали на лицо, одна рука была закинута за голову.

Она чувствовала себя такой счастливой, что было даже больно сердцу. Колин любил ее, он повторил это многократно. И он не притворялся. Она знала его, как никто другой, и потому не сомневалась в этом.

Он принадлежал ей.

В этот момент Колин издал невнятный звук, его рука сжалась в кулак. На челюстях обозначились желваки, а в голосе послышалась такая боль, что это вызвало оцепенение во всем ее теле.

– Колин, – прошептала Грейс, дотрагиваясь до его плеча.

– Сколько крови… – отозвался он, поворачивая к ней свое закрытое повязкой лицо. – Она снова течет по моим сапогам. Скажи, чтобы их помыли.

– Хорошо, скажу, – вымолвила Грейс, но страдальческое выражение все равно не покинуло его лицо. Поэтому она легла на Колина сверху, прижавшись своим обнаженным телом к его обнаженному телу, и прошептала ему на ухо: – Твои сапоги уже чистые.

Она почувствовала, как он содрогнулся всем телом.

– Ты смыла всю кровь? – просипел он.

– Да, всю, – ответила Грейс.

Его ладонь легла ей на спину, губы изогнулись в улыбке. Грейс затаила дыхание: а вдруг он не осознает, кто она такая?

– Грейс, – выдохнул Колин. – Моя Грейс.

Она лежала не шелохнувшись, пока его дыхание не стало ровным. Он так и не проснулся. Затем аккуратно соскользнула с него и некоторое время размышляла. Как видно, не так-то легко позабыть о войне, даже окончательно обосновавшись на берегу.

Наконец Грейс покинула кровать и прошла в туалетную комнату. Здесь она воспользовалась ночным горшком, установленным под небольшим стульчиком, после чего умылась. Было весьма любопытно обнаружить у себя на теле россыпь красных пятен – Колин словно разрисовал ее кожу своими губами.

Она также подмылась, и прикосновение к промежности вызвало легкое покалывание в этом месте, но отнюдь не боль. Ее соски имели темно-розовый цвет – очевидно, от всех этих поцелуев. Закончив обзор собственного тела, Грейс надела ночную рубашку – фактически единственный оставшийся у нее наряд после того, как Колин привел в негодность два ее платья.

Ночная рубашка была пошита из шелка, который в зависимости от освещенности постоянно менял свой цвет – от молочно-белого до бледно-розового. Проблема заключалась в том, что Грейс просто не представляла, как можно предстать в подобном облачении перед мужчиной. Хотя, в сущности, для того этот предмет одежды и был предназначен.

Поглядевшись в зеркало, Грейс пришла к выводу, что ночную рубашку лишь с большой натяжкой можно назвать настоящей одеждой. Подол не достигал даже щиколоток, а ткань была очень тонкой. Грейс скрестила руки на груди: нет, такой вид совершенно недопустим.

В следующую секунду ее внимание было привлечено даже не шорохом, а едва заметным движением воздуха. Обернувшись, она увидела поднявшегося Колина, прикрытого лишь простыней, обмотанной вокруг бедер. Он улыбался ей, и его глаза светились каким-то необычайным светом, какого она прежде в них не видела.

– Колин, зачем ты снял повязку? – обеспокоилась Грейс.

– Сегодня как раз истекли предписанные полтора месяца, – ответил он. И, демонстрируя ей полосу черной материи, добавил: – Но выбрасывать повязку я пока не буду.