Широкая, развевающаяся на ветру юбка чересчур экзотично смотрелась на свалке, куда выкидывают все подряд.

– Ну ладно, – пробормотал Ванс, – еще увидимся.

Ничто не укроется от внимательных глаз Терезы, привыкших находить везде сор. Она потянула за край материи, которая торчала из-под руки Ванса.

– А это что у тебя?

– Старое белье.

– То есть ты сюда притащился, чтобы выкинуть пару трусов?

– Да.

Тереза улыбнулась:

– Смешные вы, мужчины. А знаешь, отдай-ка его лучше мне на тряпки. Я всегда использую ветхое бельишко Билла.

Ванс вцепился в ствол мертвой хваткой.

– Нет, простите. Не пойдет.

Тереза продолжала тянуть.

– Да ну тебя!

– Нет!

Ванс пятился, пока не уперся ногами в капот «Датсуана». Открыл дверцу и сел в машину, прижав к себе пистолет. «Чудак в своем репертуаре», – скорее всего подумала Тереза. Не понять ей, что Ванс лишь пытался исправить былые ошибки.

Ванс поехал в город и припарковался у пароходной верфи. На горизонте виднелся полуденный паром. Рабочие с судоверфи отправились на обед. Ванс пошел за билетную кассу, где затаились скамейки с видом на гавань для тех туристов, кому хватит находчивости их обнаружить. Ловцы моллюсков снаряжали свои лодчонки, а в остальном и гавань, и пристань словно вымерли. Ванс встал на краю причала и заглянул в темную глубину. Затем вытащил из-за пазухи сверток и швырнул в воду. Сверток плюхнулся с убедительным шлепком и пошел на дно.

Ванс отдышался. Рядом не возник полицейский, чтобы выписать ему штраф, и не проплыл мимо пароход с семьюстами свидетелями его злодеяния. Вансу предстояло стать отцом живого существа, и он приводил дом в порядок.

Он прождал еще несколько минут, желая убедиться, что проклятущий ствол не всплывет на поверхность, пуская пузыри. И, уверившись в том, что его черная тайна скрылась навеки, направился к своей машине.

Пароходная верфь – то место, куда он причалил дюжину лет назад и где сошел на берег на полминуты позже Мака. Сколько дней и часов он оплакивал эту оплошность. Теперь же ему стало ясно: все это пустое. Он станет отцом. Отцом!

Ванс сел в машину и поехал прочь. Его жизнь начиналась с чистого листа.

Последнюю неделю на острове Марибель провела «в бегах». Это было своеобразным ритуалом прощания. Она металась по округе, подолгу и быстро, выжимая себя на все сто. Осень вошла в полную зрелость, по праву став лучшим временем года на Нантакете. Природа дышала цветом. Темно-красные восковницы на пустошах, пылающий огнем бересклет, янтарная трава на дюнах. Мари радовалась, что покидает Нантакет, когда все настолько красиво, ведь таким он останется в ее памяти. В иные дни она поражалась тому, что решила все бросить. В голове звучал немолчный вопрос: как можно отсюда уехать?

Марибель бегала по городским улицам. Не только по центральным, известным туристам, но и по узким петляющим переулкам. По Ярмарочной и Школьной, по Фермерской, Сосновой и Южной. Рассматривала старинные дома, сады, будто сошедшие с почтовых марок, пробегая мимо крылечек, «вдовьих площадок» и окон с фрамугами. Ей нравились названия некоторых владений: Остров справедливости, Левобережный, Отдельный мирок, Капитанская дочка и Слива морская, Плавучий, Няня-такет, Причуда Молли, Тип-топ, День независимости, Спаситель. «Прощайте».

Марибель пробежала по Прибойному пляжу, мимо Городского леса до самого аэропорта. Бежала от Полпис-роуд к Шиммо, Куэйз, Куиднет. Свернула с Клифф-роуд мимо старого поля для гольфа на Тьюпанси-линкс, по дороге к мысу и мимо летних домов на пляже Диониса. Добежала до Мадакетской бухты.