Судилище над мелким хулиганом Черняевым в силу своей абсолютной непредсказуемости было самым узким местом в моем плане. Судья при рассмотрении материала по 158 КоАП, это почти всегда обезьяна с гранатой. Гнусному мерзавцу, несмотря на все изложенные в протоколе бесчинства, порой присуждался штраф в десять рублей, а безобидному работяге или очкарику, ненароком матюгнувшимся, безжалостно вваливали пятнадцать суток ареста.

И, главное, что когда работник милиции пытается как-то аргументировано повлиять на решение суда, судья почти всегда начинает нервно взбрыкивать.

– Сам и решишь, сегодня Липатникова дежурит, – Вова ухмыльнулся. – Тебе она не откажет, – как-то уж совсем двусмысленно гыгыкнул Нагаев.

Взяв под локоток, я отвел друга подальше от витрины с надписью «ОДЧ».

– Колись, давай! – я пристально уставился напарнику в его раскосые глаза.

– Ну, ты даешь! – Нагаев растянул, было, в ухмылке губы, но вовремя заметил мой задумчивый взгляд и начал тормозить с проявлением веселости.

– Ну, это… Вы, как бы, того, дружите. Ну, не то, чтобы совсем, а так, – Вова беспомощно пожал плечами, а потом возмутился. – Слушай, да мне-то откуда знать, что там у вас и как? Ты особо не делился, но Татьяна Павловна тебе не откажет, – он помолчал и, подняв глаза на мою все еще экзотическую прическу, уже менее уверенно добавил, – Наверное, не откажет…

Я продолжил молча изучать лицо моего верного русско-татарского друга.

– Это она с осени судья и Татьяна Павловна, а раньше просто Татьяной была и секретарем в суде. Вы еще с тех времен и дружите. Как бы… – Вова опять добавил неуверенности в выданную информацию.

Ну и ладно, едем в суд, а там при посредничестве Чирка заодно определимся в отношениях с судейским корпусом. Мне уже и самому было интересно, какая она, эта судья Липатникова и насколько близко мы с ней дружны. Главное, добыть пять-семь суток для наглеца Черняева. Все равно, дольше недели подпольщики там не сдюжат. В кромешной темноте, да в замкнутом пространстве время тянется намного дольше. Не тронулись бы психикой граждане уголовники. К тому же вряд ли в подполе у Юры что-то съестное припасено. И, самое главное, там нет воды. Ну да по грехам им и муки!

В коридорах нарсуда Советского района было безлюдно, но кабинет судьи Липатниковой Т.П. не пустовал. За столом сидела молодая женщина, а напротив нее, с картонками в руках, стояла совсем юная девчонка в очках, по виду еще вчерашняя школьница. Та, что за столом, писаной красавицей не была, но смотреть на нее было приятно глазу. Даже очень хотелось на нее смотреть. И смотреть хотелось отнюдь не с процессуальной точки зрения. Было бы неплохо, если бы Вова не ошибался в своих пошлых инсинуациях…

– Здравия желаем, Татьяна Павловна! – за нас обоих поздоровался Нагаев. – Нам бы «мелкого» рассмотреть, – Вова вопросительно глядел на сидящую.

А та тоже смотрела, но на стоявшего за Вовой меня. Как на сбежавший из кунсткамеры экспонат. Во взгляде судейской барышни читались страх, сочувствие и любопытство. И что-то еще, чего я пока еще не понимал. И не удивительно, ибо пятнистая штопанная щетина на моей голове могла вызвать у нормальной женщины самые разные чувства. Это, если мягко сказать…

– Галя, оставь, я в понедельник посмотрю, – Татьяна Павловна выпроводила очкастую девицу, даже не взглянув на нее и криво улыбнулась Нагаеву.

– Рассмотрим, никуда ваш «мелкий» не денется. Вы пока тоже оставьте нас.

Это было сказано уже без улыбки и лейтенант Вова поспешил выйти вслед за девчонкой, плотно прикрыв за собой дверь. Теперь все судейское внимание было обращено только на меня. Пытаясь понять, природу этого интереса, я пялился в ответ на судью Липатникову. Пауза явно затянулась, но я молчал.

Я стоял как клинический идиот Йозеф Швейк на призывной медкомиссии и ждал малейшего намека, чтобы определиться со своим дальнейшим поведением.