Претендент - Ирма Грушевицкая

Вот какого хрена он нёс? О семье, о родителях, об Йене, со знакомства с которым перескочил на свою работу и последний выигранный тендер на разработку программного обеспечения для университета штата. Он говорил о свадьбе Криса и Тэмзин, и про тяжёлые времена болезни Тэмми. Потом рассказал о Лиаме, и что до сих пор не смирился с потерей брата.

Зачем он вывалил это всё на Элис, и на каком этапе она перестала его слушать? Злосчастный диван сыграл с ним злую шутку: он явно перепутал его с тем, что стоит в кабинете психолога. Вот только у мозгоправа Ник в жизни не был. Если только в школе, когда отлупил какого-то пацана за то, что тот в столовой дырявил пакетики с соком. Реально, ходил и тыкал во все пакеты трубочкой, пробивал фольгу. Придурок.

Он и сам сейчас натыкал целый мешок тех пакетов, гарантируя всем, кто попал под раздачу его словесного фонтана, диатез или несварение. В случае Элис, скорее, первое, чем второе, ведь именно она накинула на него уже знакомый плед.

Вставать всё же не хотелось, но от последствий своих поступков и решений Ник никогда не бежал. Вот и сейчас он энергично потёр лицо руками, заглушив ладонями рык, которым всегда сопровождал это действо, и медленно, чтобы не травмировать лишний раз спину, опустил ноги на пол и принял вертикальное положение. Относительно вертикальное, потому что сразу нагнулся, вытягивая затёкшую шею. Повернул её вправо, влево, прижал подбородок к груди один раз, второй. Выпрямился. Закинул голову назад. Покрутил ею из стороны в сторону, и, удовлетворённый, откинулся на спинку дивана.

Две минуты — и он готов жить дальше.

Двух минут оказалось много.

Уже в конце первой Ник понял, что что-то не в порядке. Из глобального «не порядка» этого утра, что-то ну совсем было не так. Нетипично и необычно даже для того дерьма, в который за один вечер превратилась его жизнь.

Эти его нападки на девчонку. Эти попытки соблазнения, уличения в нечестной игре, в корысти. Была бы корыстна — сегодня он проснулся бы на ней, или обнимая её, как было тогда, в Мексике. Впустила в дом, положила на диван, укрыла пледом и свалила.

Корыстнее некуда.

Или это такой способ подпитать к себе интерес? Опять же, как тогда, пять лет назад, ушла, а он ещё долго её вспоминал. Может, этот такой фетиш? Может, эта Элис кончает от того, что оставляет за собой неудовлетворённых мужиков?

Но чувствовал ли он себя неудовлетворённым? Точно нет. Скорее, что его снова поимели. Пустая постель в чужом доме, мятая одежда и полный разрыв башки в том, что касается дальнейших действий.

Стиснув зубы, Ник поморщился.

— Болит, да?

Он едва не подавился комком в горле, который пытался проглотить, и именно это и спасло его от того, чтобы по-бабски ойкнуть.

В кресле напротив сидел маленький мальчик и, очень знакомо сморщив нос, с сочувствием смотрел на Ника.

Он даже моргнул пару раз, чтобы удостовериться, что пацан ему не привиделся, настолько тот был здесь не в тему. Золотисто рыжие волосы, нос в веснушках, большие карие глаза. Джинсы, ярко-красная штормовка и белые кроссовки. Пацан так глубоко сидел в кресле, что он видел лишь их белые подошвы. Слишком белые для такого маленького мальчика.

— Новые? — Ник дёрнул подбородкам, указывая на его ноги.

Мальчишка оскалился, обнажая верхний ряд маленьких белых зубов, и кивнул.

— Ага. Теперь бегать нельзя.

— Почему нельзя?

— Чтобы не испачкать.

— Зачем же ещё нужны кроссовки, если в них не бегать?

— Чтобы ходить в гости и прилично выглядеть.

Ник хмыкнул:

— Резонно. Значит, тебе не разрешают бегать в новых кроссовках?

— Разрешают. Но я не хочу.

— Почему?

— Чтобы выглядеть прилично.

— Идёшь в гости?

— Ага. Буду кататься на яхте.

— Кататься на яхте? Любишь яхты?

— Не знаю. Я никогда раньше не катался.

- Это круто, если яхта большая.