Валис - Дик Филип Киндред (2008)

Кевин не мог предложить достойной альтернативы заболеванию Толстяка. Его циничная ухмылка была в некотором роде оскалом самой Смерти – этакий ухмыляющийся череп. Кевин жил, чтобы доказать никчемность жизни. Меня всегда поражало, что Толстяк при всем при этом продолжает общаться с Кевином, но позже я понял почему. Всякий раз, как Кевин обрушивался на заблуждения Толстяка – высмеивал и пародировал их, – Лошадник становился сильнее.

Насмешки являлись единственным противоядием для безумия Толстяка, и он под их градом чувствовал себя только лучше. Толстяк понимал это, как бы далеко ни унесло его крышу. Да что там, это прекрасно понимал и Кевин, однако контур обратной связи в голове вынуждал его продолжать нападки снова и снова.

Так что нападки усиливались, а Толстяк становился все сильнее. Очень похоже на греческий миф.

В своей экзегезе Толстяк вновь и вновь возвращался к этой теме. Он верил, что прожилки иррационального пронизывают всю Вселенную, вплоть до Бога или Высшего Разума, стоящего за ней.

Толстяк писал:

38. От потерь и несчастий Разум становится безумным. Следовательно, и мы, как части Вселенной и, соответственно, Разума, частично безумны.

Очевидно, что Толстяк экстраполировал свое личное горе – потерю Глории – до космических масштабов.

35. Разум говорит не с нами, но посредством нас. Его повествование течет сквозь нас, и его горе напитывает нас иррациональным. Как утверждал Платон, Мировая Душа пронизана иррациональным.

В параграфе 32 об этом еще больше:

32. Смена информации, которую мы воспринимаем как окружающий мир, есть развертывающееся повествование. Оно рассказывает нам о смерти женщины (курсив мой). Эта женщина, умершая давным-давно, была одной из изначальных близнецов, одной из половин божественной сизигии. Цель повествования – раздумья о ней и ее смерти. Разум не хочет забыть ее. Таким образом, размышления Разума состоят в постоянном свидетельстве ее существования и, прочитанные, могут быть поняты только так. Вся информация, произведенная Разумом и воспринимаемая нами как расстановка и перестановка физических объектов, – попытка сохранения ее; камни, скалы, палки и амебы – ее следы. Память о ее существовании и уходе записана на самом низком уровне физического бытия. Записана страдающим разумом, который остался один.

Если после прочтения вы не поймете, что Толстяк пишет о себе, – вы ничего не поняли.

С другой стороны, я не отрицаю того факта, что Толстяк окончательно и бесповоротно свихнулся. Это началось после звонка Глории, и с тех пор он и остался сумасшедшим. Совсем не похоже на Шерри с ее раком. У Толстяка не было ремиссии. Обретение Бога нельзя назвать ремиссией. Впрочем, возможно, и ухудшения не наступало, что бы там ни говорил циничный Кевин. Нельзя сказать, что общение с Богом для психического заболевания то же самое, что смерть для рака, – логические последствия разрушительной болезни прогрессируют. Технический термин для этого – теологический технический термин, не психиатрический – «теофания».

Теофания состоит в самораскрытии божественного. Не в чем-то, что делает перцепиент; она состоит в том, что творит божественное – Бог, или боги, или высшая сила. Моисей не сотворял пылающий куст, Илия на горе Хорив не производил гром и ураган.