— Как она сейчас? — я вспомнила светловолосую девушку и наш последний разговор. Все-таки Силлаг, нелюбимый и чуждый, тот, кому она вряд ли доверяет. Интересно, случайна ли эта заминка в испытании?

— В полном порядке. Слегка испугана и, кажется, не до конца готова к изменениям. Однако подтвердила свое согласие на брак.

Киваю. Что ж, всё так, как она и предсказывала. Впрочем, если сама Несса не стала возражать и спорить, то и я не буду вмешиваться. Дор подает мне теплый плащ, накидывает на голову капюшон, опускает его так низко, что лица не видно.

— Готова к встрече?

— Да.

— Пойдем.

Дорнан скользит в вечерних сумерках, ныряя в редкие клочья пушистых облаков. Мне спокойно и уютно на его спине, от прежнего страха высоты не остается даже воспоминаний. Как можно не полюбить небо и свободу? Как можно жить, не мечтая набрать полную пригоршню тлеющих звезд?

Не глядя на стремительно темнеющее небо, я с нетерпением высматриваю среди холмов нужную деревню. И довольно скоро мне это удается. Крохотные домики вольно раскинулись неподалеку от узкого пляжа, стиснутого полукруглой бухтой, на улицах и в окнах мерцают желтые огни, но людей почти не видно, поздний час — время для историй за общим столом и отдыха, а не для прогулок.

Дорнан широкими кругами направляется к земле, стараясь держаться в стороне от крайних домов, мягко касается шелка трав.

— Не хотел привлекать слишком много внимания, — отвечает он на невысказанный вопрос, пока мы неспешно бредем к домам, взявшись за руки. — Тебе туда, — владыка указывает на крохотный уютный домишко под высокой крышей. Он слегка подталкивает меня к воротам, а сам делает полшага назад.

— А ты? — оглядываюсь изумленно.

— Не думаю, что они будут рады видеть меня еще раз, — криво усмехается владыка.

— Возможно, и так, но я всё объясню, они поймут, уверена.

— Не сомневаюсь, — он всё же подходит вплотную, обнимает меня за талию, зарывается носом в мои волосы, — но, думаю, этот вечер должен стать только вашим. Не люблю чувствовать себя лишним.

— Хочешь, чтобы я оставила правителя целого народа мяться у ворот?

— О! Уверяю, я найду занятие, — он поправляет на мне плащ, убирает выбившуюся прядь. — Такая ночь заслуживает хорошего полета, — он отступает в вечерние тени. — Я почувствую, когда ты будешь готова возвращаться.

И, не дожидаясь ответа, он уходит. Смотрю ему вслед, любуюсь тем, как по бархатно-черному небу скользит серебристое пламя. Истинный ардере, прекрасный в своей неповторимости. Но вскоре Дор исчезает из виду, а я поворачиваюсь к калитке и нерешительно касаюсь простенького замка.

Что мне говорить им, самым родным и любимым, но таким далеким теперь людям? Как передать в словах всё то, что я узнала, увидела и почувствовала за эти месяцы? Как поделиться той любовью и заботой, что досталась мне самой? Дор менял мой мир аккуратно и бережно, я же должна сделать для семьи то же самое, но в считанные часы. Что, если мои слова будут пустым звуком, если родные откажутся от меня так же, как я сама чуть не отказалась от Дорнана?

— Иди уже, трусиха, — шепчу себе под нос, кусая губы от досады. — Если у кого и получится, то только у тебя.

Калитка открывается бесшумно, едва заметно звякает качнувшийся крючок. Под ногами шуршат мелкие камешки дорожки, тихо поют цикады. Поднимаюсь на ступеньку у порога. В доме раздается звонкий смех сестры, а следом — мамин. Праматерь, неужели? В окне слева мелькают знакомые лица — и я забываю, как дышать. Оглядываюсь, поднимаю глаза к пустому небу. Спасибо тебе, Дор. Твой дар бесценен, и я сделаю все, чтобы сохранить его.

Легкий стук в дверь. Голоса стихают. Я слышу шаги. Отступаю, судорожно нащупывая рукой опору. Звон засова, створка открывается, в глаза бьет свет.

— Здравствуй, папа, — произношу едва слышно. — Здравствуй, мама.