Я не хочу сказать, что навозные жуки ничего в нашей жизни не значат – доктор Фэрклаф несколько раз подробно рассказывала мне о том, почему они так важны. Это было как-то связано с аэрацией почвы и содержанием в ней органических веществ. Но все же ты должен занимать достаточно привилегированное положение, чтобы вкладывать серьезные деньги в исследования о жуках, а, скажем, не в борьбу с противопехотными минами или строительство приютов для бездомных. Разумеется, большинство из нас считает, что бездомные – тоже люди и к ним нужно относиться по-человечески, но доктор Фэрклаф придерживается иного мнения. Она думает, что раз бездомные – люди, а людей на планете и так слишком много, то, с точки зрения экологии, они ничего не значат, более того, могут даже представлять вред для окружающей среды. А вот навозные жуки – совсем другое дело, их невозможно заменить. Вот почему она занимается только сбором статистики, а с прессой общаюсь я.

Глава 4

В 10:30 я как штык был около двери кабинета доктора Фэрклаф. Алекс с церемониальным видом провел меня внутрь, хотя дверь уже была открыта. Кабинет, как всегда, пугал нагромождением книг, документов и энтомологических образцов, в расположении которых, однако, можно было усмотреть некоторую зловещую упорядоченность, как будто вы попали в гнездо каких-то невероятно ученых ос.

– Садитесь, О’Доннелл.

Слушаюсь, босс. Доктор Амелия Фэрклаф внешне напоминала Кейт Мосс, одевалась как Саймон Шама[13] и говорила так, будто слова были ее главным оружием. В каком-то смысле она была идеальным начальником, так как считала возможным не обращать на тебя внимания до тех пор, пока ты не напортачишь совсем уж по-крупному. И, честно говоря, у Алекса это случилось дважды.

Я сел.

– Тводдл, – она метнула взгляд на Алекса, – протокол.

Он вскочил.

– Ой. Кхм. Да. Совершенно верно. У кого-нибудь есть ручка?

– Там, под chrysochroa fulminans.

– Чудесно. – Глаза у Алекса стали как у мамы Бемби после того, как бедняжку подстрелили. – Под чем?

Челюсти доктора Фэрклаф сжались.

– Под зеленым жуком.

Через десять минут Алекс, наконец-то, нашел ручку, лист бумаги, еще один лист бумаги, потому что первый тут же продырявил ручкой, а также книжку «Экология и эволюция жуков-навозников», на которую этот листок и положил.

– Ну все, – объявил он. – Я готов.

Доктор Фэрклаф положила руки перед собой на стол.

– Знаете, О’Доннелл, меня это совсем не радует…

Я не знал, собирается ли она меня сейчас отчитывать, и вообще, что она хочет сказать, но такое начало не предвещало ничего хорошего.

– Черт, я что, уволен?

– Пока нет, но сегодня мне пришлось ответить на три письма по поводу вас, а я вообще очень не люблю отвечать на электронные письма.

– Эти письма были обо мне? – Я знал, что этим все и кончится. Понимал это с самого начала. – Это из-за фотографий?

Она коротко кивнула.

– Да. Когда мы взяли вас на работу, вы сказали, что распрощались с прежней жизнью.

– Так и было. Я хотел сказать, так и есть. Я просто совершил ошибку и пошел на вечеринку в тот же вечер, когда мой отец участвовал в шоу на Ай-ти-ви.

– В прессе все единодушно утверждают, что вы были под кайфом, когда упали в канаву, к тому же на вас был костюм фетишиста.

– Я просто споткнулся и упал, – равнодушно ответил я, – и на мне были кроличьи ушки.

– Людям некоего рода такие детали говорят об особой извращенности.

Я разозлился и даже обрадовался этому. Это лучше, чем сидеть и бояться, как бы меня не выгнали с работы.

– Мне нужен адвокат? Начинает казаться, что проблема заключается в моей сексуальной ориентации, а не в моем неподобающем поведении.

– Конечно, так и есть. – Доктор Фэрклаф раздраженно махнула рукой. – Для гомосексуалиста вы ведете себя неподобающим образом.