Пока я здесь - Лариса Романовская (2022)

На экране проступали изображения людей. С разной чёткостью, разного размера – вот что бывает, когда несколько человек одновременно вспоминают и переживают. Жалко, что я не знала, кто кого сейчас поминает. Хотя нет! На экране был ребёнок, светловолосый и светлокожий, с белыми кудрями и широким приплюснутым носом… Изображение мелькнуло и исчезло, а мама Толли плакала, закрыв лицо широким рукавом, а рыжая женщина гладила её по спине. Мне тоже надо, наверное, её гладить? Но я смотрела на экран.

Остальные изображения медленно исчезали, расплывались – как облака, которые уносит ветер. Потом все запели – мелодия была красивая, я слова почти не разобрала. Наверное, это церковный гимн.

Потом старик снова заговорил – про новые свежие силы, про что-то там ещё. Я почти дремала от жары и торжественности. Тут мама Толли меня толкнула локтем. И шепнула:

– Это твой праздник!

– Что?

– У тебя сегодня ночью была первая сдача.

И старик медленно поднялся из кресла, подошёл к нам, положил ладонь мне на голову. Рука у него была какая-то слишком холодная.

А я вдруг начала икать! От волнения и удивления. Ничего себе – мой праздник.

– Где капля? – спросил старик.

Я не поняла, это он меня спрашивает или маму Толли. Она зашарила по моему платью ладонью.

– Капелька где?

В комнате было тихо. Только я икала. И не могла толком объяснить, что значок-капля, наверное, остался на подоконнике. Мне же никто не сказал, что его надо было взять с собой. Мама Толли руками всплеснула. Старик охнул, и я не поняла, он сердится или посмеивается. Он стоял, нависая надо мной, я чётко видела его пиджак, весь в какой-то пыли, с едким лекарственным запахом.

– Я принесу! Я знаю где!

Это Юра, с последнего ряда. Он так быстро выскочил из комнаты, бросился наверх. Я не могла ничего сообразить. Я даже не знала, то, что сейчас случилось, – это что-то плохое, стыдное?

– Не к добру! – раздался знакомый голос.

Тётка Тьма! Ну конечно, кто же ещё-то!

Наверное, в доме была не заперта дверь. Тётка стояла на пороге, потом вошла и села на единственный свободный стул – Юрин, да! И теперь выкрикивала путаное, странное.

– Нельзя чужое брать! Нельзя обирать сирот! Нельзя против воли! Он-то всё видит, он-то знает, кто ему служит, а кто – притворяется!

Она визжала так, что хотелось уши ладонями закрыть. И старик так и сделал – сдвинул руки, прикрыл ими мои уши. Визги стали нечёткими, как разговор в метро. А на экране поплыли какие-то волны, запятые, разводы, психодел разный…

Я зажмурилась. Услышала голос старика: «Выведите её». Приготовилась к тому, что меня сейчас куда-то потащат. Но он имел в виду Тьму. Трое мужчин в синих костюмах подхватили её, очень легко и ловко – наверное, они так уже делали не раз.

Сверху прибежал Юра. Прямо ко мне и к старику. Протянул зелёную капельку старику, а тот помотал головой.

– Нет. Сам привёл, сам и отвечай.

Я замерла. И поняла, что больше не икаю. Хотелось, чтобы Юра был рядом со мной всегда-всегда. И чтобы с ним никогда не случилось ничего плохого. А ещё мне хотелось пить.

Юрины губы были совсем рядом.

А потом он пошёл обратно на своё место, и все пели другой, неразборчивый, но очень красивый гимн, а потом подходили ко мне и обнимали, говорили, как они рады, что я теперь с ними.

– Вот ты и выросла, – мама Толли обхватила меня, как моя мама на последнем звонке. Обнимала с теми же интонациями. – Вот ты и выросла, капелька моя.

Когда стулья расставили вдоль стен, когда разложили столы и принесли из кухни всю ту еду, которую мы вчера готовили, я выпила три стакана компота. Думала, что вообще целый кувшин осилю. Я ждала, когда ко мне подойдёт Юра, за чем угодно, по любому поводу. Но его рядом не было, он поздравил меня и куда-то ушёл. Может, собирать следующие эмоции?

Но сейчас мне было слишком хорошо, чтобы беспокоиться или расстраиваться.